Худловары

Он был одет в тёмно-синий пиджак со стоячим воротником, бордовый джемпер и темно-синие же брюки. Глаза горели, во всех движениях была какая-то нехарактерная даже для такого подвижного человека, как он, энергия, он был похож на генерала, проводящего одновременно смотр войск перед битвой и военный совет. Он казался на голову выше всех собравшихся. Откуда он приехал на Зубовский, можно было только догадываться.

С его появлением все преобразились. Мейер сжался в кресле и перестал грызть и ковыряться, Митя принялся строчить в блокнот, Литвинович странно заулыбалась, редакторы СПСовских сайтов стали похожи на кроликов, загипнотизированных удавом, Давыдов спрятал кокаколу подальше, Милованов силился понять, что происходит.

Павловский провёл совещание молниеносно. Он расставлял людей по местам и не то чтобы давал задания, а, скорее, определял собравшихся как функции. Совещание продолжалось от силы минут десять, после чего у меня возникло ощущение, что я тоже подключён проводами к какому-то чудовищному серверу и почта, приходящая на адрес [e-mail] открывается прямо в моей голове, где бы я ни находился в этот момент – в туалете, в собственной постели, в метро или непосредственно на рабочем месте. Энергии, выплеснутой за эти десять минут одним человеком, хватило на трое суток непрерывной работы нескольких десятков редакторов, программеров, промоутеров и прочая, прочая, прочая. После этих трёх суток я лично не мог прийти в себя месяца два.

Второго Павловского я видел в минувший вторник. Мы с Анжел и её друзьями сидели в “Пирогах”, где-то около одиннадцати к нам подошёл Лёха, вследствие какового факта я изрядно напился и к половине второго, подходя к бармену, уже с трудом выговаривал словосочетание «три короны». Говорили обо всём и ни о чём, не то чтобы очень оживлённо, но и не слишком вяло, в какой-то момент подошла Констанс, тоже оказавшаяся в “Пирогах”, Констанс жаловалась, что её молодой человек, ради которого она приехала в Россию, оказался голубым. Хорошо ещё, что жаловалась она преимущественно Анжел и по-французски, так что мы с Лёхой могли спокойно поговорить про всякие интересные явления жизни, такие как Газпром, Юкос, “Мемонет” и книжный магазин “Озон”.

“Пироги” пустели. Мы подумывали о том, что ещё по одной, и спать.

Вдруг Лёха поставил на стол так и не донесённую до рта кружку. Я не помню, кто сказал это слово первым, он или Анжел – может быть, никто его не сказал, а оно само пронеслось по комнате наподобие сквозняка. Я обернулся.