Худловары

На наше счастье, перед самой публикацией нового текста Михалкова в Рунете появилась дивная игрушка «Помощник Поэта». Эта программа умела дописывать четверостишия по первым двум строкам.

Помните, в третьей главе я говорил, что рифмованная поэзия – удел роботов? «Помощник Поэта» – идеальный пример. Достаточно упомянуть лишь парочку песен этого робота, который был рождён, чтоб сказку сделать дрелью:

Могучие крылья расправив над нами,

Российский орёл совершает полет.

Мы вместе с тобою летели, обнявшись,

Раскрыл он глаза, видит – птица поёт.

Если у кого возник вопрос, кто такие «мы с тобою» – так это две головы нашего чернобыльского орла! Следующая строчка тоже понятна: когда одна голова поёт, другая спит с закрытыми глазами. Потом меняются. Как у дельфинов.

Идём дальше. «Гулливера в Стране Великанов» читали? Следующий вариант робота – поэтическое описание трогательного момента книги, когда орёл уносит домик с Гулливером хер знает куда:

Могучие крылья расправив над нами,

Российский орёл совершает полет.

Я помню наш домик любви над волнами,

Которой был поднят над серым зверьём.

Некоторые рунетчики, впрочем, считали, что новый гимн будет не очень отличаться от старого по тексту. Поэтому они сразу бросились скармливать роботу классическую строчку про «великую Русь». Робот в этом случае отвечал «И каждым я в отдельности горжусь!», либо «Второй наверно месяц я дерусь», или даже «Возможно, я оттуда не вернусь». Робот был конкретно в курсе того, что происходило в Чечне и в Баренцевом море.

И только профессор Лейбов, знающий тонкие подходы к литературным машинам, получил от робота строку «Я точную дату назвать не берусь», и вслед за этим – текст гимна на тридцать экранов. Многие подозревали, что Лейбову удалось подключиться напрямую к Михалкову и перезагрузить его в режиме Safe Mode.

# # #

В четыре часа утра иду по пустому Кольцу. Редкие машины притормаживают. Но я отмахиваюсь – времени куча, и хочется немного пройтись ногами после этой компьютерной отсидки. Неожиданно впереди останавливается чёрная тачка с темными стёклами и синими мигалками.

«Да купил, купил я уже вашу долбаную регистрацию за 20 баксов…» – мысленно говорю я, поравнявшись с ней. Из тачки высовывается бритоголовый парень:

– Ну чё, куда тебе ехать-то?

– Мне? К трём вокзалам.

– Ну садись, чего стоишь.

Тачка дёргает с места. С опаской поглядываю на водителя. Наконец не выдерживаю и говорю ему, что меня никогда не подвозили на таких тачках.

– А-а, это всё президент новый…

– Просил меня подвезти?!

– Не, себя. В Лондон полетел, чтоб его… Старый-то никуда так поздно не летал. Забухает – и спит спокойно. А этот, молодой, всё ему неймётся. Как вскочит среди ночи – подавай ему самолёт! И всю кавалерию подымают, чтоб его в аэропорт сопровождать. Ну и сопроводили. А чего теперь делать? Спать неохота уже. Вот хоть покатаюсь…

Не знаю, повлияла ли игра «сандраоке» на моё восприятие государственного гимна, или его просто начали петь люди с сосками во рту – но я до сих пор не в курсе, что за текст там поют. Говорят, он всё же михалковский, хотя и не тот, который публиковали в газетах в декабре 2000-го. Есть версия, что для финального варианта Михалкова подключили в версии «open source», то есть исходный код подправили ещё несколько специалистов. Не знаю, не знаю… Во время празднования следующего Нового года у Наташи Хайтиной я честно приложил ухо к телевизору, но кроме «мудрости народной», никаких других слов так и не разобрал.

Зато, вспоминая того водилу из президентского кортежа, я понимаю, что лучший текст гимна на музыку Александрова знаком мне с детства. Ведь его написал известный кинолог Некрасов, который по ходу оказался ещё и футурологом:

И шествуя важно, в спокойствии чинном,

Лошадку ведёт под уздцы мужичок

В больших сапогах, в полушубке овчинном,

В больших рукавицах, а сам – с ноготок…

Глава 7. Нейроманист

Культурная столица

Мартовское пиво и краковская колбаса прекрасно сочетаются с питерским октябрём. Вот уже неделю я снова живу в этом городе, и всё ещё далёк от мысли убивать старушек.

Вопреки карканью ворон-москвичек, в Питере есть жизнь. Она здесь медленная, но духовная. И девушки здесь, в отличие от московских, не матерятся каждую минуту. Питерские девушки – слегка вытянутые, с одухотворёнными лицами цвета «белая ночь» – скромно стоят на Невском и просят «помочь жетоном». За день их можно встретить до трёх дюжин.

Если какой-нибудь заблудший шотландец действительно стал бы раздаривать им жетоны, он очень удивился бы, заметив, что пассажиропоток метро вовсе не увеличивается: девушки продолжают стоять на Невском, игнорируя самоходную дорогу под землю. Питерским девушкам не нужно под землю. Им нужен кто-то, кто может помочь жетоном.