— Но подумала. Ты права. Там жить нельзя. Придется умереть, но не так, как мои родители.
Геленка опять выскользнула из его объятий, отбежала. Ткнула в его сторону пальцем.
— Вы хотите бороться?! — крикнула она. — Вы?!
Бронек догнал ее, обнял, закрыл рот поцелуем. А потом сказал:
— Что тебе пришло в голову? Борьба — это только ваша привилегия, да, ваша, «гоевская» привилегия. И гибнуть — без смысла и без цели — это тоже только вы, поляки… Разве бы я мог, разве бы осмелился посягать на ваши шляхетские, крестьянские и рабочие привилегии? Я, никчемный, еврейский буржуй…
Геленка колотила его кулаками по плечам.
— Пусти!
— Не пущу, — спокойно сказал Бронек, — не пущу. — И добавил бесстрастным голосом: — Презренный еврей хочет изнасиловать сову, дочь пекаря.
II
Когда Анджей вошел к себе в комнату, он в первую минуту не узнал человека, ожидавшего его. Возле кровати в углу стоял высокий и словно закопченный Лилек, переступал с ноги на ногу, и вся его поза выражала, что он готов бежать в любую минуту. Он мял в руках и без того измятую кепку, и губы у него складывались как-то странно, когда он пытался говорить.
— Анджей, — вымолвил он наконец не очень внятно. — Скажи, Анджей… Я погорел. Где-то надо переночевать. У тебя можно?
Анджею стало немного не по себе. Он и сам не знал отчего.
— Ну разумеется, — сказал он. — Но почему ты стоишь? У тебя такой вид, словно ты хочешь бежать.
— Так если здесь нельзя… — пробормотал Лилек.
— Садись, — резко сказал Анджей.
— Я уже целый день бегаю по городу. Негде приютиться.
— Надо было тут же прийти ко мне, — как-то неискренне сказал Анджей, а затем добавил уже мягче: — Садись, парень.
Лилек сел на кровать.
— Если разрешишь, я сразу же прилягу, — сказал он просительно. — Всю ночь не спал.
— Ложись, — пожал плечами Анджей. — Какие развел церемонии!
— Боязно… за тебя, — сказал Лилек.
Он разулся, лег на кровать и забился в угол, к стенке, как загнанный зверь.
— Что случилось? — спросил Анджей, садясь на стул.
— Я был на задании.
— Гнались за тобой?
— Нет, сам носился.
— Что значит погорел?
— Меня предупредили. Соседи. Возвращаться домой незачем, там загребли всех.
— Хорошенькое дело, — сказал Анджей.
— Как мне быть теперь? — спросил Лилек, не требуя никакого ответа.
— Пока спи, — сказал Анджей. — Завтра подумаем. Хочешь есть?
— Нет. Пожалуй, нет. Пить хочется.
— Я принесу тебе чаю.
— Никто не должен знать, что я здесь.
— Только панна Текла. Это она тебя впустила?
— Старушка? Да.
— Никто ничего не узнает. Принесу тебе чаю. Сам.
— Как хочешь.
— Нам придется спать на одной кровати. Подвинься к стене.
— Я тебя не стесню?
— Ничего не поделаешь.
Лилек уже спал, когда Анджей вернулся с чаем. Он немного задержался — кипятил воду. К Геленке он не стал возвращаться — не хотелось уже ни красного вина, ни разговоров с Бронеком. Хотя было еще довольно рано, в доме все уже укладывались на ночь: каждый запирался в своей комнате. Анджей опустил светомаскировочную штору, зажег настольную лампу. Открыл книгу, но как-то не читалось. Лилек тяжело дышал.
Анджей вытащил из-под него одеяло и хотел даже раздеть его, но Лилек отбивался во сне. Анджей оставил его в покое. Снова вернулся к книге. Однако тишина замершего дома и замершей за окном улицы усыпляла его. Глаза начали слипаться. Он пошел в ванную, умылся и вернулся в комнату. Тем временем Лилек разделся, бросил одежду на стул и снова спал, сопя. Анджей прилег рядом, погасил свет и тотчас же заснул.
Среди ночи он проснулся. Лилек держал его за руку.
— Ты не спишь, Анджей?
— Не сплю, — сонно пробормотал Анджей.
— Слушай. А если немцы придут сюда?
— Не придут.
— Ну, а если? Погибнете все.
— Погибнем. Так или иначе, каждую минуту рискуем.
— Собачья жизнь.
— Спи, Лилек. Завтра что-нибудь придумаем.
— Что же тут придумаешь?
— Ну, куда тебя отправить. Тебе в лес надо.
— Черт возьми, эти фрицы гоняют человека, как дети кошку по двору.
Теперь им было не до сна. Лилек снова пошевелился.
— Этот Януш — твой дядя? — спросил он.
— Нет, никакой он не дядя. Просто так называю его.
— А почему?
— Давно знакомы. Он мою маму знает с детства.
— А откуда он знал Вевюрского?
— Не помню. Они встречались в Париже.
— В Париже?
— Ну, ты ведь знаешь, Вевюрский был в эмиграции. Оттуда он и привез эту Ядвигу.
— Да, но вот что они были знакомы — это совершенно непонятно.
— Почему? И тот человек, и этот человек.
— Сам знаешь, — Лилек вздохнул, — человек человеку волк. Преследуют друг друга.
— Не знаю, чего ради Янушу преследовать Вевюрского.
— По самой природе.
— Возможно… Лучше спи.
— Нет, нет. Теперь мне не уснуть. Я прислушиваюсь.
— Что тебе это даст? Придут — так придут.
С минуту помолчали. Весенняя ночь была совершенно тиха. За окном, завешенным черной бумагой, темной плитой лежал сон.
Лилек опять взял Анджея за руку.
— А ты был в Париже?
— Нет, не был.
— Какой он, этот Париж? — безразлично и сонно пробормотал Лилек.
— Город как город.
— Э, пожалуй, нет, говорят, красивый.
— Говорят.
— А хорошо ли там человеку?
— Всюду плохо.
— А почему про него говорят, что красивый?