Хватит врать

Я – младший в семье. Мой брат блестяще учится, скоро он закончит диссертацию и станет уважаемым доктором математики, защита пройдет отлично и будет особо отмечена диссертационным советом, он продолжит заниматься наукой, его статьи будут печататься в международных журналах, недоступных профану, а сам он отправится читать лекции по всему миру. Представьте себе, каково это – идти следом за ним. Сравнение всегда не в мою пользу. Поэтому я объясняю Тома, что судьба, которую он мне предсказывает, может быть лишь второстепенным отзвуком в сравнении с тем, что ждет моего старшего брата. Он уверяет, что я ошибаюсь.

Добавлю, что у меня мог бы родиться и младший брат: моя мать забеременела через семь лет после моего рождения, но не вы

носила: выкидыш случился на позднем сроке – почти на шестом месяце, мать вышла из этого испытания обескровленной и отчаявшейся, хотя никогда о нем не упоминала (действительно ни одного слова, ни разу – редкая выдержка). Его должны были звать Жером или Николя. Я часто думаю о брате, которого у меня никогда не было.

Тома говорит: видишь, мы из разных миров. Миров, у которых нет ничего общего.

Я возвращаюсь к его матери, о ней мне интересно узнать. Он тут же сообщает, что она испанка. Приехала во Францию двадцать лет назад с братьями, им нашли работу на ферме: никакого отъезда с родины по вине франкизма в этой истории нет, никакого желания убежать от однопартийной системы, от цензуры, деспотизма и двойных стандартов в правосудии, ничего такого, просто девушка, ничего в жизни не знавшая, кроме работы, а работа нашлась по другую сторону границы, она встретила двадцатипятилетнего Поля Андриё, крутого до невозможности, братья в конце концов вернулись домой, а она осталась.

Я спрашиваю: а в Испании – откуда? Он отмахивается от моего вопроса тыльной стороной ладони, он уверен, что я все равно не знаю. Я повторяю вопрос, и он все же называет место: Вилальба. Говорю: да, это в Галисии, в провинции Луго. Он удивляется: откуда ты знаешь? Я говорю: это на пути святого Иакова. Он спрашивает, ходил ли я по нему. Я отвечаю: да нет, зачем мне туда идти, я не из тех, кто совершает паломничества, просто прочел в какой-то книге и запомнил. Он посмеивается надо мной и говорит: вот, я так и думал, ты – такой парень, что все знаешь только по книгам. И добавляет удрученно: но самое плохое, что, если нас спросят обоих, я почти уверен, что ты расскажешь об этом месте лучше меня.

Как только я стану писателем, я начну писать о местах, в которых никогда не бывал, просто прочитал на карте их название и мне понравилось, как оно звучит. Место действия книги «Мгновение ухода», например, – в Фалмуте, это в графстве Корнуолл в Англии, где я в жизни не бывал. Тем не менее люди, которые прочли книгу, убеждены, что я знаю этот город как свои пять пальцев

. Некоторые доходили даже до того, что утверждали, будто он в точности таков, каким я его описал, что такая точность – захватывает. Таким людям я обычно объясняю, что правдоподобие важнее правды, меткое слово – важнее точности, а самое главное, что любое место – это в первую очередь не топография, а то, как мы о нем рассказываем, не фотография, а набор впечатлений. Когда Тома говорит мне, что его мать родом из Вилальбы, я тут же представляю себе девочку с волосами до плеч, с черными глазами, в белом льняном платьице, одну на мощеной улочке, вялую от жары и как будто брошенную, а потом – церковь утром в воскресенье и верующих, идущих к мессе, а еще башню, похожую на крепость, у подножия которой дети вот-вот начнут играть в прятки, а та девчушка к ним присоединится, и гостиницы на выезде из города для проходящих паломников, окаменелый мирок, скука. Я убежден, что этот образ точен. И даже если нет, я тешу себя надеждой, что читатель увидел

ту девчушку, а значит, увидел и город.

В детстве и подростком Тома ездил туда много раз, только поездки эти очень короткие, ведь нельзя же надолго оставить ферму: молодой работник, нанятый на этот случай, со всем не справится, за скотом нужен глаз да глаз: можно в два счета лишиться урожая. Они едут на машине: сперва это зеленая «Симка 1100», потом – «Пежо Брейк 305» (вот скажите, как я это запомнил?). Трое детей на заднем сиденье, чемоданы – на крыше. Жара невыносимая, отец завешивает окна тряпками, чтобы не проникали солнечные лучи. Они останавливаются каждые два часа: на площадках для отдыха или просто на парковочных местах, съедают завернутые в фольгу бутерброды, приготовленные утром перед выездом, или разминают ноги, заходят в туалет, заправляются бензином. Они едут дальше, в машине включено радио, но бóльшую часть пути ничего не ловится, песни получаются рублеными, расслышать их невозможно, в шутках никогда не разобрать развязки, а новости они не слушают. Кажется, этот путь не кончится никогда.