В этом была суть неподписанного требования, которое лейтенант Джим Тайл доставил Сцинку. Его брали за горло: «Вашего несчастного, беспризорного и умственно больного брата вышвырнут на улицу, если вы не послушаетесь. Сожалею, губернатор Тайри, но администрации приходится затягивать пояса. Что до сокращений в Управлении парков, то в бюджете просто нет лишних денег, чтобы содержать смотрителя-невидимку неработающего маяка. Если только вы не согласитесь помочь».
Сцинк согласился.
Лизу Джун Питерсон невероятно заинтриговал предмет ее изысканий — единственный человек, добровольно оставивший должность губернатора Флориды. Она жадно перерыла вырезки из старых газет, отражавшие взлет и падение Клинтона Тайри — путь от одаренного знаменитого спортсмена и увенчанного наградами ветерана, выдвинутого кандидатом на пост губернатора, до злобствующего ниспровергателя и партийного отщепенца. Даже если он произнес половину того, что ему приписывали, размышляла Лиза Джун, уход с поста, вероятно, спас ему жизнь. Иначе его бы кто-нибудь наверняка прикончил. Одно дело произносить стандартные наборы фраз о защите окружающей среды — господи, даже республиканцы наловчились разглагольствовать о сохранении болот, — а другое — выступать с оскорбительной бранью против развития штата, где подлинные хозяева — банкиры, застройщики и владельцы недвижимости...
Ведь это политическое самоубийство, удивлялась Лиза Джун Питерсон. С таким же успехом он мог пытаться легализовать ЛСД.
Пытливая исследовательница государственной машины обнаружила, что пребывание Клинтона Тайри в Таллахасси было столь же впечатляющим, сколь и кратким. Похоже, он правильно рассуждал почти обо всем и почти все делал не так. Бранился на пресс-конференциях. Выступал с радикальными речами, цитируя Боба Дилана, Джона Леннона и Ленни Брюса. [26]
Позволял себе разгуливать в администрации босым и небритым. Клинтон Тайри пользовался популярностью у простых людей, но у него не было ни малейшего шанса уничтожить механизм наживы и превратить законодательные органы в собрание дальновидных и честных моралистов. Поражала сама мысль, что человек в здравом уме попытается этого достичь.Возможно, Тайри был ненормальным. Вон, его братец, думала Лиза Джун Питерсон, — может, у них это семейное. И как он взбудоражил город, исчезнув из администрации после предательства своей команды, которая закрыла заповедник и продала участки побережья застройщикам с большими связями. Исчезновение Тайри произошло столь стремительно и бесследно, что вначале возникли разговоры о похищении, убийстве и даже самоубийстве. Затем поступило прошение об отставке, и эксперты ФБР удостоверили сердитый росчерк подписи губернатора. Лиза Джун Питерсон сделала две фотокопии этого исторического послания: одну — для Дика Артемуса, другую — для себя.
Недолгое время после исчезновения Клинтона Тайри газеты полнились слухами и предположениями. Потом все стихло. Ни одному журналисту не удавалось разыскать экс-губернатора, чтобы взять интервью или сфотографировать. За несколько лет его имя периодически всплывало в сводках Департамента правопорядка в явной связи с весьма странными преступлениями. Ни протоколов задержания, ни твердых доказательств причастности Клинтона Тайри к преступлениям Лиза Джун Питерсон не обнаружила. Но притягивала сама мысль, что он до сих пор жив и обитает где-то на природе в хворостяной хижине.
Что угодно отдала бы за встречу с ним, думала Лиза Джун. Хотелось бы узнать, вправду ли он чокнулся.
Она так и не поняла, для чего боссу понадобились ее изыскания. Лиза Джун не знала, что Дик Артемус не ложился до четырех утра, продираясь сквозь ворох документов и вырезок, пока возбужденно не ухватился за печальную историю о Дойле Тайри, брате экс-губернатора. Она не ведала о неподписанном послании с холодной угрозой, которое шеф передал чернокожему полицейскому.
Лиза Джун не сознавала, чему дала толчок: оскорбленный и ожесточенный человек покидал свое болотное логово. Таких людей она никогда не встречала и даже представить их себе не могла.
— Сумма не имеет значения. — Палмер Стоут говорил по телефону с Дургесом.
— Дело не в деньгах. Тут тюрьмой пахнет.
— Китаец бросил трубку.
— Да уж, ему телефоны не по ндраву.
— Всего-то нужен один вшивый рог, — настаивал Стоут. — Можешь с ним связаться? Скажи, деньги не имеют значения.
— Вы поймите, год неудачный по носорогам. Несколько ребят, к кому мы обычно обращались, спалились и парятся на нарах.
— Китаеза знает, кто я такой? Ему известно, какие у меня связи?
— Сэр, вы подстрелили последнего носорога, что имелся в наличии. Бывалоча, мистер Йи связывался напрямую, но Африка на пару месяцев прикрыта. Там сейчас слишком жарко.
Стоут помолчал, прикуривая сигару, но ее вкус показался металлическим и сладким. Он вспомнил, что у него во рту вишневый леденец от кашля. Палмер резко выплюнул таблетку на стол.
— Хочешь сказать, — продолжил Стоут, — что за несусветную цену в пятьдесят тысяч долларов твой храбрец мистер Йи не сумеет отыскать на планете Земля один-единственный носорожий рог?