Хвостатые истории

А в июне гром грянул среди ясного неба: с утра и днем Флер выглядела совершенно бодрой, как всегда с огромным аппетитом ела, вставала на передние лапы и с моей помощью – на все четыре. А потом ко мне зашел муж – я третий корпус укладывала спать, убиралась и ведра с водой разносила – и говорит, что приходит к Флер, а она крепко спит, словно мертвая… И это оказалось правдой. Ушла во сне, причем до последнего дня оставалась на своих ногах.

Бывали на моей памяти такие мгновенные уходы стариков, но вообще я не могу привыкнуть к смертям животных. Вот и тогда я испытала сильную боль, потому что понимала – старенькая, больная, уже очень для своей породы возрастная, очень. Но когда с утра ходит, сметает корм, а потом засыпает навсегда – это все равно такой шок, что стоишь в отупении и плачешь.

Она была любимейшим членом нашей семьи, невероятно ласковой, прилипчивой в хорошем смысле слова девочкой, постоянно тыркавшейся носопыркой в ладонь, чтобы бесконечно гладиться. Я так люблю ее! И обязательно увижусь с ней, чтобы снова чесать за ухом.

Я искала возможность заткнуть дыру в сердце, и в начале осени того же года, спустя два месяца, мы забирали десятилетнюю отказницу-зенненхундочку с максимально странным для породы именем Джоконда. Она прожила с ним всю жизнь, так что торжественное посвящение в семью в духе «новая жизнь – новое имя» мы пропустили. Но схитрили все же: в миру эта слегка пучеглазая барышня звалась Жужелицей (а точнее, Жужужужужужелицей, вредной и кусачей), что шло ей гораздо больше.

Немного углублюсь в породу бернский зенненхунд. Она считается очень древней, и корни ее проследить сложно, зато сложно не заметить в истории зенненхундов такие громкие слова, как «Юлий Цезарь» и «Римская империя». Собаки эти использовались в военном деле, ну и традиционно – охраняли скот. Конечно, то были предки зенненхундов, и сложно сказать, насколько они походили на нынешних. Родиной современного типа принято считать Швейцарию, где скот – везде, а войн – ни одной. Слыли бернцы знатными пастухами и компаньонами и даже в охоте помогали.

Очень рассмешила меня одна история, она не о собаках даже, а о людях. В какой-то исторический момент в моду вошел сенбернар. Редким он был настолько же, насколько модным, так что предприимчивые хозяева продавали двухцветных рыже-белых зенненхундов под видом сенбернаров. Тогда трехцветные собаки оказались на грани исчезновения! Нам крупно повезло, что породу вовремя узаконили и именно в трехцветном варианте. Чему я несказанно рада: мне кажется, такой окрас им очень к лицу.

Вернемся к Жу. Первое время она совсем не давалась в руки, выбегала на выгул и ошалело носилась. Не сказать, что это были приступы безудержного веселья, скорее принцип. Мы ее ловили, на что Жужелица злобно огрызалась.

Для бабки ее возраста двигалась она чересчур активно и бойко, я бы даже предложила ей вести занятия по фитнесу среди толстых собак, которые любят пешие лесные маршруты, как и Жужелица, вот только за ней никто из толстяков не угнался бы.

Домой она возвращалась последней. То есть совсем последней и только по команде. Сама же команда звучала так: чтобы остановить порхание Жужелицы, следовало сильно издалека начинать кричать «сидееееееть, сидеееееееть!», чтобы привлечь ее внимание, затем быстренько к ней телепортироваться и повторить мантру, глядя прямо в ее слегка выпученные глазья. Тогда Жужелица впадает в ступор, дает взять себя за ошейник и вернуть на базу. И да, это вообще-то прогресс, ибо ранее о’соба (это у нас такая семейная игра слов: типа и особа, и собака) не покорялась вообще, а тут уже даже не кусалась, во как! Потом она научилась сама приходить домой, по собственному желанию, но, как правило, останавливалась у дверей и ждала. Чего ждала – непонятно. Двери открыты, заходи и ложись. И посему я сделала вывод, что Жужелица ждала, конечно же, меня. Как только я приближалась, чтобы все так же взять за ошейник и завести в дом, она куражно выпучивала глаза и смотрела на меня практически как Брейн, отклоняясь назад и вбок от протянутой руки. Но в результате всегда позволяла себя подцепить и провести в покои.

Берн Жужелица старела и в какой-то момент перешла исключительно на шамканье консервами паштетообразной консистенции. Имела право – для зенненхунда у Жу был очень приличный или, прямо скажем, практически неприличный возраст, в котором позволено все, от паштетов до маразма.