Кибернетика и общество (сборник)

Большинство населения США предпочитает жить в сравнительно свободных социальных группах, где препятствия для коммуникации между индивидуумами и классами не слишком велики. Я вовсе не хочу сказать, что в Соединенных Штатах Америки достигнут идеал коммуникации. Пока убежденность в расовом превосходстве белых не перестанет быть символом веры для значительной части населения страны, этот идеал будет оставаться почти достижимым. Но все же даже такая видоизмененная и бесформенная демократия выглядит чересчур анархической для многих из тех, кто превыше всего ценит эффективность. Эти почитатели эффективности желали бы от каждого человека движения по социальной орбите, определенной еще в детстве, и исполнения функции, к которой он привязан, как средневековый крестьянин к наделу земли. В американском социальном ландшафте считается постыдным обладать подобными устремлениями и отрицать возможности по причине неизведанности будущего. Потому многие из тех, кто наиболее привержен этому упорядоченному состоянию закрепленных навеки за людьми функций, наверняка растеряются и смутятся, если их заставят признать это публично. Ведь они способны лишь выражать свои очевидные предпочтения исключительно действиями. Впрочем, эти действия во многом говорят сами за себя. Бизнесмен, отделяющий себя от сотрудников хором подпевал, или глава крупной лаборатории, который ставит каждому своему подчиненному конкретную задачу, но лишает тех привилегии самостоятельного мышления, не позволяя мыслить шире выполнения непосредственной задачи и оценить ее положение в широком контексте, – все они показывают, что демократия, которой воздается дань уважения, на самом деле не является тем общественным строем, при котором они хотели бы жить. Регулярное и упорядоченное общество с предписанными функциями, к которому они тяготеют, побуждает вспомнить автоматы Лейбница и не допускает необратимого движения к контингенциальному будущему (а это движение есть подлинное условие настоящей человеческой жизни).

В сообществах муравьев каждый работник выполняет свою конкретную функцию. Здесь можно обнаружить специализированную касту солдат. Отдельные, занимающие особое положение индивиды выполняют функции правителей (короля и королевы)[29]

. Если человек захочет взять структуру этого общества за образец, мы будем жить в фашистском государстве, идеал которого – индивидуум, с рождения предназначенный для определенного рода занятий: руководители – всегда руководители, солдаты – всегда солдаты, крестьянин – всегда не более чем крестьянин, а рабочий обречен оставаться рабочим.

В данной главе утверждается, что стремление фашизма к построению человеческого государства по образу и подобию муравьиного сообщества вытекает из глубокого непонимания как природы муравьев, так и природы человека. Хотелось бы отметить, что само физическое развитие насекомого обусловливает его бессмысленность и неспособность к обучению, что насекомое действует шаблонно и не может изменять свое поведение сколько-нибудь значительно. Еще хотелось бы показать, что эти физиологические условия превращают насекомое в дешевый предмет массового производства, имеющий не больше индивидуальной ценности, чем одноразовая бумажная тарелка, которую выбрасывают после использования. С другой стороны, я хотел бы показать, что человеческая личность, способная к длительному обучению и накоплению знаний, на что может потребоваться почти половина ее жизни, физически приспособлена, в противоположность муравью, к реализации этой цели. Разнообразие и потенциал внутренне присущи сенсорному аппарату человека – более того, они являются ключевыми для понимания наиболее благородных человеческих поступков, поскольку разнообразие и потенциал суть неотъемлемые части самой структуры человеческого организма.

Да, вполне возможно избавить себя от того колоссального преимущества, которое мы имеем над муравьями, и построить из человеческого материала фашистское «муравьиное» государство, но я совершенно уверен, что это будет означать деградацию самой природы человека, а с экономической точки зрения окажется растратой огромных человеческих ресурсов, которыми владеют люди.

Боюсь, я убежден в том, что сообщество людей гораздо более полезно, чем сообщество муравьев; если человека ограничить и обречь на постоянное выполнение одних и тех же функций, он не станет даже хорошим муравьем, не говоря уже о том, что не сделается хорошим человеком. Те, кто желал бы организовать нас для выполнения каждым постоянных функций и строгого соблюдения персональных ограничений, принуждают человеческую расу двигаться вперед темпом меньше, чем в половину сил. Они отбрасывают почти все человеческие возможности и, устанавливая число способов, какими возможно адаптировать себя к будущим контингенциям, уменьшают наши шансы на разумно длительное существование на планете.