Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности

VI столетие — время широкого выхода разных славянских племен па просторы степей, морей и бесчисленных римских дорог — было полно таким количеством соблазнов за пределами родной земли, что особых хозяйственных успехов внутри славянских территорий мы не видим. Жили в наскоро построенных полуземлянках, никто особенно не заботился об укреплении поселков, не было заметно серьезных сдвигов в ремесле; все было, очевидно, подчинено мыслям о дальних сказочных землях, о сборах в походы и о переселении.

Хозяйственные успехи мы наблюдаем в VII–VIII вв., когда наступило значительное успокоение. В это время усиленно сглаживался контраст между лесостепным югом и лесным севером. И там и здесь совершенствовалась техника обработки железа и стали, что дало ощутимые результаты к IX–X вв. Земледелие становилось повсеместно господствующей отраслью хозяйства. Следствием земледельческого прогресса было то, что на смену большим родовым коллективам в 100 человек приходило хозяйство одной крестьянской семьи, одного «дыма», одного «рала» (плуга).

Кризис первобытнообщинного строя затянулся на несколько столетий; он постепенно охватывал все большее пространство, проникая в северную лесную зону, где к IX в. тоже появляются огромные земледельческие села площадью в несколько гектаров с хорошими общими для всего села укреплениями. На севере вплоть до XII в. сохраняются родовые кладбища членов единой кровной «верви». Таковы новгородские «сопки», «длинные курганы» смоленских кривичей и засыпанные землей «столпы» вятичей.

Процесс выделения отдельных семей, «дымов», сказался в сооружении индивидуальных и парных курганов, которые, появившись кое-где уже в середине I тысячелетия, к концу его покрыли почти всю великую Русскую равнину. Переход от родовых усыпальниц к курганам, насыпанным над одним или двумя (мужем и женой) умершими, был отражением такого крупного исторического явления, как переход от родового коллектива, имевшего общее подсечное хозяйство, к отдельной семье, «дыму», ведшему свое парцеллярное хозяйство на старопахотных землях, возделанных трудами предков — «дедов», вынужденных сообща корчевать пни и расчищать лядины.

Распад родовых общин приводил к группировке хозяйственно самостоятельных семей на основе принципа соседства. Рождалась соседская община, способная выдержать тяжесть классовой организации общества. Уничтожение принудительного родового равенства и замена родовой собственности семейной и личной вели к неравномерному накоплению прибавочного продукта в разных семьях, к росту имущественного неравенства. Ослабление родовых связей и превращение единого трудового коллектива в сумму самостоятельных семей — «дымов» — сделало каждый «дым» более беззащитным, более доступным для экономического и внеэкономического принуждения. Хозяйственная устойчивость каждого отдельного крестьянского двора в условиях тогдашнего негарантированного урожая была очень невелика. Каждое стихийное бедствие, каждый недород разорял тысячи семей, обрекая их на голодную смерть или на возврат к забытому охотничьему быту. На место старой общественной ячейки — рода — должна была встать новая структурная форма, придававшая некоторую устойчивость обществу в целом. Этой формой явился феодальный двор с его стадами скота, закромами зерна как для прокорма, так и на семена, с его запасами «тяжелого товара» — продукции усадебных кузнецов, ковавших не только оружие, но и плужные лемехи, чересла, топоры, удила. Феодалы-бояре не были благотворителями разорившегося крестьянства; войной и голодом, применяя все виды насилия, выбирая наиболее слабые участки внутри сельских «миров», они постепенно утверждали свое господство, порабощая слабейшую часть общин, превращая общинников в холопов и закупов.

При всей неприглядности этой картины мы должны учесть, что превращение свободного крестьянина в условиях неурожая, падежа скота, пожара и грозящей поэтому смерти в закупа, во временнозависимого, было в какой-то мере добровольным актом. Крестьянин мог бросить свой «дым» и уйти «полевать» — охотиться в лесу, но тогда он отрезал себе путь к возвращению к прежней жизни земледельца, его судьба становилась судьбой изгоя, насильственно выбитого из привычной, проложенной отцами и дедами колеи. Наличие рядом с крестьянскими общинами прочно стоящего феодального двора давало возможность выбора: можно было идти не в лес, а к боярину, к его тиунам и рядовичам, просить у них «купу» — зерно, скотину, «железный товар» для поддержания своего неустойчивого крестьянского хозяйства в тяжелую годину недорода, когда не оправдывались дедовские приметы погоды и не помогали языческие заклинания Рожаниц и Даждь-бога.

Боярская усадьба была ячейкой нарождающегося феодального общества — здесь накапливались людские и материальные резервы и создавались условия для расширения производства.

Путь прогрессивного развития славянского общества неизбежно вел от родовых общин и разрозненных «дымов» к вотчине с боярским феодальным двором в центре. Выделение племенной знати началось задолго до оформления феодальных отношений.