Кимка & компания

– Ничего мы не узнали, – говорит Астя. – И вообще мы спокойные, а чего вы так бегаете, непонятно.

И я тоже почувствовал, что мне спокойно стало. Тогда мы с Астей за руки взялись и сходили мороженого купили. А пока все толкались и загружались, мы стояли на жаре с мороженым, и все на нас смотрели. Уже поезд уходить начал, а мы всё стоим и стоим – так нам спокойно. Потом на подножку последнего вагона запрыгнули, а Астя ещё спрыгнула и пробежалась, пока поезд ехал медленно.

– Так, конечно, можно, – говорят нам люди в вагоне. – Но нельзя. Проходите, занимайте свободные места, тут их очень много, потому что не сезон.

Мы выбрали боковое место, чтобы вдвоём у окна сидеть, и говорим:

– Сколько на свете живём, а в поезде первый раз едем. Вечно мы порталами или по морю.

– А я по морю не могу, – говорит тот самый мужчина, который к нам из другого вагона перебрался. – В море я болею, а в поезде жить можно, особенно когда мимо моря едешь. И чай тут дают, и бельё постельное.

– Эх, – говорю я, – люди! Вас бы на необитаемый остров закинуть, чтобы вы такие разговоры не говорили, а заодно нам забор подправили, а то вдруг он покосился или исчез.

И тут же рядом с нами очередь выстроилась, такая длинная, что, наверное, весь поезд собрался. И все на необитаемый остров хотят.

– Запишите нас, – говорят, – а то мы теперь без необитаемого острова пропадём, и нам теперь так про необитаемый остров интересно, что здесь неинтересно уже быть.

И проводники говорят:

– Да, и даже чай не заказывают, а ведь мы уже лимона нарезали на семьсот пятьдесят человек, а то и больше.

И даже тот мужчина, который волновался больше всех и который в море болеет, из поезда выскочил, рядом с нашим окном бежит, подпрыгивает и кричит, чтобы мы его записали.

Астя бумажку с ручкой достала, все люди шеи вытянули, чтобы посмотреть, кого она запишет. А Астя на меня посмотрела и портрет мой нарисовала, хороший такой, в рамке, а вокруг рамки – цветочки всякие, чтобы мне романтичности добавить.

– А нас? – обиженно говорят люди. – Мы в очереди. Мы уже давно тут стоим. А тот, который у окна прыгает, с нами в очереди не стоял, он самовольничает.

– А вас не могу, – говорит Астя, – потому что нельзя на художников давить – они могут лишнюю руку пририсовать или голову.

– Всё-всё, мы больше не будем, – говорят люди. – Мы молча постоим.

– А уже поздно, – говорит Астя. – Вот если бы я первым не Кимку, а себя нарисовала, тогда бы я ещё подумала, – и мой портрет на стену приклеивает.

– Мы, – объясняю я людям, – на необитаемый остров не записываем, он только по собственному желанию.

И как раз мы через какой-то водоём проезжаем.

– Прямо и налево, – говорю я. – Надо построить лодки и плыть, и к островам вас внутреннее чутьё приведёт, только живите там дружно.

Поезд притормозил, и люди стали из поезда спрыгивать и лодки строить. Так они спешили, что даже спасибо не говорили, но было понятно, что они очень радуются. А мужчина, который у окна прыгал, кричал, что он больше не болеет, когда море, и его даже через окно было слышно.

Наш вагон стал совсем пустой, даже проводников не было. Мы с Астей становились в разных частях вагона и кричали, чтобы эхо получалось, но всё стук колёс заглушал. Тогда мы пошли в другие вагоны, и они тоже были такими пустыми, что Астя от этой пустоты вверх подпрыгивала, а я на третьи полки залезал. Следующий вагон мы весь пролезли по третьим полкам, за ним был вагон, в котором мы по вторым полкам пробирались, затем понизу, потом я по третьим, Астя по первым…

– Бесконечный какой-то поезд, – говорит Астя. – Мы, наверное, уже два раза землю оббежали, пока по этим полкам лазаем. Сейчас на третий круг пойдём.

Но на третий круг мы не пошли, потому что дальше локомотив оказался.

– У тебя, Кимка, – говорит машинист, как только нас увидел, – на штанине паук висит.

– Спасибо, – говорю я. – Я Машинист. А вам разве про необитаемый остров неинтересно? А то все ушли, а вы остались.

– Очень интересно, – говорит машинист. – Только мне поезд вести надо от станции до станции, работа у меня такая.

– Это потому, – говорит Астя, – что у вас сила воли развита.

А сама удержаться не может и всякие рычажки дёргает.

– Ты дёргай, дёргай, – говорит машинист. – Всё равно они у меня не рабочие, а для таких, как ты, придуманы. Потом поезд состарится, его в музей отдадут, и все будут продолжать за рычажки дёргать, как будто так и надо.

Астя сразу руки за спину убрала и спрашивает вкрадчиво:

– А скоро остановка?

– Раз все разбежались, – говорит машинист, – то остановка на станции или по требованию. Ты требуешь?

– Нет, я так спросила, – говорит Астя. – Из любопытства.

– Ну ты, Астя, даёшь, – говорит машинист. – Меня из любопытства последний раз лет десять назад спрашивали, а может, и не спрашивали никогда. Хотя, может, завтра спросят или послезавтра, всякое бывает ведь.

– Я случайно, – говорит Астя. – Я больше так не буду.