Китай под семью печатями

Как потом по китайской земле добирались до Харбина. Гужевой транспорт. Узлы, мешки, тюки и чемоданы не позволяли щеголять на какой-нибудь там карете. Поэтому нашли длинный тарантас, вернее, не они нашли, а их «нашёл» на пристани китаец-извозчик, чуть-чуть понимающий по-русски. От желающих довезти до Харбина отбоя не было, выбрали вроде бы самого спокойного и надёжного, хотя кто их разберёт, что у них там внутри за глазами-щёлочками.

Снег ещё не выпал, и ехали на железных колёсах, а не на полозках, которые возчик предусмотрительно захватил с собою, всё-таки ноябрь, вдруг заснежит. Дроги вроде чисто грузовые, но посерёдке, за спиной кучера, устроен такой маленький домик из натянутой на каркас парусины, спасающей от ветра. Мишуха и Клавочка с удовольствием подрёмывали под цокот копыт пары упряжных лошадей. Миша засыпал в обнимку с деревянным ружьецом, подаренным ему папой. Зимнюю одежду папа с мамой предусмотрительно захватили с собой из Троицка, и дети сидели такие укутанные, одни носы снаружи.

От самого Сахаляна, практически от границы, из отдельных конных повозок сбился целый обоз из телег и повозок. Держались друг друга. Китайские и русские купцы в богатых экипажах ехали под охраной солдат-китайцев. Наш китаец-извозчик, покрытый рогожкой, пристраивался к богатым экипажам, старался от них не отставать. К ночи выбирали деревушку, где остановиться. Хорошо, если, паче чаяния, попадался охраняемый постоялый двор…

Боялись хунхузов[6].

Мишуха тогда в первый раз услышал слово «хунхуз». Повторял его про себя, когда они всей семьёй тёмным вечером, уже практически ночью, сидели у костра на окраине какой-то деревушки, и про хунхузов им рассказывал русский ломовой извозчик, который подошёл погреться, остановив рядышком свою грузовую повозку. Наш китаец-извозчик киванием головы подтверждал, что всё так и есть. Хунхузы – это страшные разбойники, внезапно нападающие на путников по ночам, когда их сразу не увидишь.

Рассказывал русский возница им одну историю, потом другую. Над костром булькал котелок с чем-то вкусным и пахучим, дровишки трещали. Мишуха слушал, засыпая у папы на коленях, и перед ним рисовались дремотные картинки из маминой сказки – с узкоглазыми привидениями, которых так много, что они загородили собой луну и звёзды, склонились над их костром, расставили костлявые руки, шипят. Мальчик вздрогнул, проснулся и спросил отца, прижавшись покрепче:

– Папа, ты ведь их победишь?

– Конечно, я с ними справлюсь, и ты мне поможешь. Нас с тобою двое, и они побоятся на нашу семью напасть. Тем более ты теперь с ружьём. Слышишь, что дяденька рассказывает? Этим хунхузам нужны богатые караваны с грузами, им китайская водка нужна или, например, коровы, которых у нас сейчас нет. Давай я тебе шепну на ухо, тс-с-с: они ещё русские золотые рубли отбирают, но мы никому не скажем, что они у нас есть. Не так много, но есть. А сейчас мы с тобой посмотрим, как там, в котелке, наша похлёбка. О, уже готова! Ням-ням, аппетитно. Клавочка, просыпайся…

Днём перекусывать останавливались у китайских обжорных лавок. Это такие лавки с продуктами неизвестной свежести (не отравились, потому что всё подряд не хватали) и сидящими на корточках босыми китайцами в качестве продавцов. Лавки назывались «обжорными» в дословном переводе с китайского, и русские соглашались с таким прозвищем этих грязных навесов с подвешенными к кольям корзинами вместо прилавков.

Болтались на верёвках освобождённые от перьев крохотные тушки воробьёв: протыкай палочкой и жарь на костре. И ещё висело что-то незнакомое – среднее между воробьём и мышью.

О том, что это за чудо, спросили у возчика, но тот перевести на русский не взялся. При этом, отвернувшись от лавочников, гримасой изобразил, что покупать это «яство» не стоит.

У обжорных лавок мама Прасковья и тётя Таня всегда кривились и зажимали пальчиками носы, подумаешь, запах им не нравился. Но от перекуса не отказывались. Особенно от риса, который китайцы варили в котлах тут же, на кострах. Рис очень вкусный, от него пахло только рисом.

Ближе к Харбину больше стало на дороге грузовых рикш – попутных полных и встречных полупустых. Впрягаясь в тележки, китайцы волокли на себе капусту, тыквы, кукурузу, мешки с картошкой или с луком и всякую другую съедобную всячину. На мостиках рикши толпились и толкались, и тогда наш кучер разгонял пеших конкурентов массивным колокольчиком, от чего Клавочка и Мишуха приходили в восторг.

А на седьмой день въехали в Харбин.

О-о-о! Красота! Столица. Шик и блеск.

В городе ломовой извозчик довёз их до Зелёного Базара. Ура! Добрались!

Тётя Настя обрадовалась, всплеснула руками, расплакалась от счастья, послала соседских ребятишек с радостной вестью на работу к её мужу. Занесла спящего измученного Мишуху в свежесрубленную избу. Клавочка добрела сама, еле живая, согнувшаяся, ладошки ниже коленок, глаза полуоткрыты.