Китай под семью печатями

КВЖД и Харбин колоссально выиграли от этого переселения. Градостроительство, архитектура, медицина, образование, банки, адвокатура, ювелиры, театры, музыкальные школы, прачечные и кондитерские, кафе и рестораны, гостиницы, пресса, реклама, торговля, ремёсла, культура взаимоотношений между людьми. Всё это в Харбине логично и умно развивалось во многом благодаря еврейской диаспоре. Без евреев Харбин вырос бы другим. Похожим, но другим. Таким же хорошим.

Разглядываю выставленную конторскую мебель из тех, из тридцатых. Так и хочется усесться за стол с пишущей машинкой, чтобы перенестись в обстановку приёмной того же БРЭМа, куда вызывали моего отца и всех родных. Похоже, что и фортепьяно могло дополнять-украшать рабочий кабинет, в музее это смотрится гармонично. Останавливаюсь у стендов, читаю и конспектирую подписи к фотографиям. Ищу улицу Конную.

Конная улица – она в районе Пристани не продольная, не сбегающая к реке. Она поперечная, а все поперечные короче.

Среди «домашних заданий», которые я задал сам себе, – найти дом, в котором сто лет назад была скорняжная мастерская Берха Ицковича Палея. На одной из фотографий, ура, вижу в подписи похожий адрес – Konnaya street, 22. А ведь у Палея мастерская тоже на Конной?

Быстренько сравниваю со своими записями. Да, магазин мехов и готового платья у Палея был на Китайской, 112. А его скорняжная мастерская – на коротенькой улице Конной. Ага, получается, что дедушка шил шапки рядом с домом, который на музейной фотографии, то есть рядом с Начальной религиозной школой для мальчиков – Талмуд-Тора имени Скидельского.

Про Л. Ш. Скидельского в музее встречаю много упоминаний. Лейба Шлёмович – купец первой гильдии, строительный подрядчик, владелец заводов, газет, пароходов, домов, концессий на Дальнем Востоке и в Маньчжурии. Умер в Одессе в 1916 году. Оставил наследникам огромное состояние.

На одном из стендов в еврейском музее – фотография рекламного плаката:

Вот так, филиал в Лондоне, не шутка!

И на том же стенде ещё одна реклама:

Сахар продают «вагонами» – чего мелочиться!

Я ещё перед поездкой в Харбин, походив по сайту myharbin.name, записал в свой блокнот: «Конная – это в самом центре Пристани, престижней района не придумаешь – между Китайской и Артиллерийской. На Артиллерийской улице (угол тоже с Конной) – синагога, а на самой Конной улице – Духовное Еврейское училище». Всё совпало.

Пытаюсь нарисовать в уме, как дедушка искал эту работу, как свернул на Конную…

Когда мы спустя полтора часа вышли из музея, я спросил у Юры, с какой стати он меня вдруг представил на рецепции как потомка харбинских евреев. Юра сконфуженно глянул на меня:

– Дима, ты мне вчера по телефону говорил, что ищешь корни своей семьи. А корнями обычно интересуются вот они, – и Юра кивнул в сторону музея и синагоги. – Русские раньше ездили за товаром для перепродажи, а теперь и вообще реже ездят. Извини, я неправ!

Молчу. Обидно. Будто русские не ищут корней.

У Юры хороший русский язык, в смысле богатый словарный запас, правильное построение предложений. Конечно, он иногда русские «р» и «л» меняет местами. Поэтому у него не «корни», а «кольни», и рыбаки у него «лыбу ровят».

Он в начале двухтысячных работал в Москве, причём не в китайском консульстве, а в российском МИДе. Это при министре Игоре Иванове такой был сотрудник Хуан Хун со знанием языков: встречал и устраивал приезжающих китайских дипломатов, обслуживал их как переводчик (это я додумываю про полномочия, он сам мне такого не говорил). Возвратившись в Китай, служил в посольстве Украины в Пекине. Сейчас, когда ведутся разговоры о восстановлении консульства России в Харбине, он рассчитывает, что ему там предложат какую-нибудь должность.

– Юра, пошли на Конную, – примирительно сказал я моему сконфуженному гиду и ткнул в смартфон, где у меня плохонькая карта с прежними, русскими, названиями улиц. – Вот примерно сюда. Где-то на углу с Китайской мой дед служил в скорняжной мастерской, а владел ею Берх Палей, коммерсант. Он уж точно из евреев.

Контекст

Убегали от безумных убийц

В те же времена, когда Панфиловы обживались в Китае, а Усачёвы с Толстиковыми ещё только мечтали туда перебраться, в Харбине оказался и Николай Соколов. Шёл январь 1920 года.

Соколов – знаковая личность. С 7 февраля 1919 года он – следователь по делу об убийстве Николая Второго, его жены и детей. Палачи от большевиков зверски расправились с царской семьёй в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. А через сутки в Алапаевске казнили Великих Князей Романовых и Великую Княжну Елисавету Феодоровну, которую и при жизни чтили святой. Через неделю, 25 июля 1918 года, в Екатеринбург зашёл чехословацкий легион, красных прогнали.

Расследованием цареубийства занимались по очереди судебные дознаватели Алексей Павлович Намёткин и Иван Александрович Сергеев. А 7 февраля 1919 года адмирал Колчак, Верховный Правитель России, назначил на должность следователя Николая Соколова, 36-летнего юриста, уроженца Пензенской губернии.