М
— Однажды Зоя бегала босиком по двору и сильно порезала стеклом каким-то пяточку. Я ее в коляске тогда возила дня три — ей наступать на ножку было больно. Все это время она у нас больной считалась, капризничала немножко, но главное — ты, Дашенька, очень трогательно за ней ухаживала. Даже сладости какие-то, которые всегда строго раскладывались на две равные кучки, от себя отрывала… Потащила я вас тогда в коляске в деревенский магазинчик. Я его просто обожала! Часто туда наведывалась. Там все продавалось вперемешку — кастрюльки, кофточки, садовый инвентарь, верхняя одежда, обувь… Ну, вас с собой брать не стала — оставила у входа. Раненую Зайку пришлось бы на руках таскать, а онаСлушать мамин рассказ я больше не могла. Расплакалась так горько, что мама даже растерялась. Я очень хорошо помню тот день. Помню, как Дашка растянула надо мной свою куртку, а вечером, когда папа приехал домой, они с матерью умилялись до потери пульса. Очень хорошо помню, какое острое чувство обиды и зависти я тогда пережила.
… Лишь поздно вечером я осталась одна, и меня вдруг как ударило — Валерка-то меня обманул! Видимо, сегодня в лаборатории подтвердили положительный результат — поэтому у него слезы. Позвонила ему, несмотря на ночное время, разбудила и умоляла сказать мне правду. Он уверяет, что в лаборатории не был, а заплакал — сам не знает почему. Говорит, тоска грызет.
Хорошенький прожит денек! Все пустили слезу, но я и здесь была впереди паровоза. А сна между тем ни в одном глазу… Вообще с моей тыквой что-то творится. Не могу объяснить новые ощущения! Они появляются словно на грани бодрствования и сна и, надо сказать, ужасно изматывают.
Сегодня воскресенье. Валерка сказал, что лаборатория не работает. Завтра — тоже красный день календаря. Придется ждать до вторника.
О результате анализа можно будет узнать в среду.
Позвонила Валерке в семь утра. Разбудила. Велела немедленно подниматься и ехать в лабораторию.
В одиннадцать он пришел ко мне и с мрачным видом направился на кухню.
В
— Есть холодный тоник?Я
— Да.В
— Налей!Я
— Что тебе сказали?В
— Где?Я
— Хватит паясничать!В
— Ты почему на меня орешь?!Я
— Валер, какой результат?В
— Ты поняла, что на меня нельзя орать?Я — Ты хочешь, чтобы я разревелась?
В
— А мне, как бы, по барабану…Я
— Пожалуйста, скажи мне, какой результат анализа!В
— Вот так! Вежливо и без командирского тона. Ясно?Я
— Да.В
— И так должно быть всегда. Понятно?Я
— Да.В
— Скажи, что тебе понятно?Я
— Вежливо и без командирского тона. Так должно быть всегда.В
— Не только должно, но и будет.Я
— Да… Умоляю тебя. Скажи мне…В
— Ну, вот это уже годится. А то тебя занесло, голуба, и ты стала думать, что самая умная и самая главная, как бы. Хорошо я тебя проучил?Я
— В каком смысле?В
— Придумал я все.Я
— Зачем?В
— Затем! Чтобы на место тебя поставить!Я
— И ничего не было? Кровь не сдавал, положительный результат не получал, повторный анализ не делали?В
— Нет. Ничего этого не было. Я тебя обманул. Хотелось по носу дать. По-моему, получилось. А? Как считаешь?Я
— Я считаю, что ты недоумок.В
— Иван Антонович с Катериной Ивановной сегодня придут?Я
— Придут. Дед просил, чтобы ты был.В
— Тогда до вечера, миллионерша хренова!За прошедшие несколько недель я почти привыкла к постоянному чувству тревоги — оно стало фоном, на котором проходила моя новая жизнь. Но в последние дни, измученная настырной бессонницей, тревога заметалась во мне словно затравленная гиена. Так отчаянно заметалась, что напрочь вышибла из башки все мысли, кроме одной, — Валеркин, а значит, и мой СПИД.
Сейчас о вранье этого придурка нужно забыть и сосредоточиться на реальной опасности, которой повеяло от деда.
Я начала об этом думать, и вдруг до меня дошло, что во мне уже какое-то время живет абсолютно новое ощущение, а я только сегодня по-настоящему отдала себе в этом отчет. Сначала до чертиков испугалась. Но куда денешься-то? Это же твое родное ощущение и хочешь не хочешь приходится таскать его с собой. Даже в том случае, если есть серьезные подозрения, а не поселились ли в твоем колпаке тараканы…
Но дело в том…
В общем, я точно знаю — не поселились. Потому что, оказывается, у моего колпака нет от меня секретов. Все, что в нем происходит, — я прекрасно вижу.
Ой, мамочка!