Кью

Его слава не бабочка-однодневка, что живет всего лишь один сезон, а та, что стремится к вечности. Ты завоюешь ее холодным железом, все разрушая и круша своею мертвой хваткой. Снаружи, там, за этими стенами, с миром уже покончено. Чтобы добраться сюда, я прошел сквозь пустоту. И поля проваливались у меня под ногами, и реки пересыхали, и деревья валились, а снег падал, как огненный дождь. И всюду кровь. Бурное море у меня позади. Вздыбившийся океан, волна гнева. Четыре всадника скакали рядом со мной: их лица — смерть, болезнь, голод, война. Города, замки, деревни, горы. Больше ничего не осталось. Бог остановился лишь у этих стен, чтобы воззвать к твоей душе, к твоим рукам, к твоей жизни. И он теперь объявляет тебе, что Писание мертво и что на твоей плоти он выгравирует новое слово, напишет последний завет этому миру, который сожжет в огне. Ты — грязный и распутный Вавилон. Ты последний на земле. И ты первый. Все начинается здесь и отсюда. С этих башен. С этой площади. Забудь свое имя, своих людей, своих безбожников торговцев, своих священников-идолопоклонников. Забудь. Ибо прошлое принадлежит мертвым. Сегодня у тебя появилось новое имя, и имя это — Иерусалим. Сегодня тебя ведет в битву Тот, кто взывает к тебе. Твоей рукой Его топор будет возводить Царствие Небесное, шаг за шагом, камень за камнем, голова к голове. Вплоть до неба. Последний из подонков, повергнутых в прах во время прошлой эпохи, ты будешь бороться, не боясь зла. Ты принадлежишь к воинству Божьему грядущего Царствия Небесного на земле. Ибо поведет тебя в бой Господь.

Я дрожу. Мгновенное оцепенение. Остановив время, ночь уничтожила мир за пределами площади… Больше ничего не осталось, только мы, здесь, слившиеся в едином вздохе. Сплоченная ужасом от этих слов армада Света. Его глаза пробегают по рядам, вербуя одного за другим. Страх и гордость, а еще уверенность, потому что никто другой не сможет справиться с ужасом перед этими словами. Только бы стать достойным этой миссии.

Я дрожу. Мы хотели город. Он распахнул перед нами дорогу в Царство. Мы хотели Карнавал свободы. Он подарил нам Апокалипсис.

Боже мой, Ян. Боже мой…

Глава 32

Мюнстер, 27 февраля 1534 года

Разве адское пламя холодное? Мы будем полуголыми, голодными, выстроившись один за другим, ждать того часа, когда Цербер швырнет нас к воротам в вечный ледник богохульства?

Ток нужно вымести.

Но можно ли выдержать подобный позор — вести этих плачущих детей, которые цепляются за своих нечестивых матерей, перепуганных стариков, ссущих в свое тряпье? Кто объяснит им, почему их изгнали из Эдема?

Голова к голове — так судил Енох. Головы на башнях, на крепостной стене, украшающих стену зубцах, брошенные в кучу, сложенные аккуратно, выставленные так, чтобы они были прекрасно видны епископу и случайному прохожему, монахине и солдату, благочестивому и вору, а в первую очередь — армии Тьмы, которая вскоре начнет осаду Нового Иерусалима, — так предписал пророк.

Так что слова: «Прочь отсюда, безбожники! И никогда не возвращайтесь, враги Отца Небесного!» — выкрикнутые Матисом во время самобичевания, кажутся почти милосердными.

Медленно движущаяся по белоснежному покрывалу колонна — это исход приверженцев прежней веры. Все они голы. Глаза потуплены, чтобы считать шаги, которые им осталось сделать прежде, чем замерзнуть. Кто-то, возможно, надеялся добраться до Тельгта или Анмарха. Этого не сделать никому. Возможно, удалось бы самым сильным взрослым… Одним, но они не бросят своих жен, детей, родителей…

— Нечего ждать. Богу Отцу сейчас угодно вершить свое правосудие.

— Что ты имеешь в виду?

— Они должны умереть. — Он почти спокойно говорит это — он ангельски спокоен, даже взгляд не бегает.

Они оступаются. Плачут. Поддерживают раздувшиеся от беременности животы. Паписты, лютеране — старый мир, который похоронен вызванной Яном Матисом бурей. Мы способны истолковать и воплотить в жизнь это знамение — такова воля Божья.

— Так предначертано, это все, что тебе нужно знать, ты это имеешь в виду? Они обречены, они должны умереть. Ты хочешь отрубить всем им головы?

— Это город избранных. Это Новый Иерусалим: в нем нет места тем, кто не возродился. У них еще есть выбор, они могут обратиться. Но пришло время последнего набата. Они должны поспешить.

— А если они не сделают этого?

— Они будут сметены вместе со всем устаревшим.

— Тогда изгони их. Дай им хотя бы уйти, вернуться к своему вонючему епископу или к своим гнусным друзьям-лютеранам.

Все решилось окончательно у нас на глазах. Мы все-таки победили. Но где же непередаваемая радость и веселье, живой смех, желание сливать тела в одно: тела обычных женщин и мужчин в горячем пылу ни к чему не обязывающих объятий?

Наша миссия выполнена: время закончилось — Бог Всемогущий позаботится обо всем остальном. Апокалипсис, Откровение приходят сверху. Мы захвачены ужасной трагической пантомимой, из которой нельзя выйти, если мы не хотим отречься от всего, за что боремся, сделать наше пребывание здесь бессмысленным, прекратить противостоять всему миру.