Кью

— Ты знаешь и людей образованных, и военных. Ты боролся за то, во что верил, и проиграл, но сохранил жизнь. Пойми меня, я говорю о вкусе жизни, который есть у таких людей, как мы с тобой, о неспособности остановиться, удобно устроившись в какой-нибудь дыре в ожидании конца. Весь смысл и заключается в том, что мир — не рыночная площадь, на которой лицом к лицу толпятся целые народы и отдельные личности: от самых бесцветных до самых эксцентричных, от головорезов до правителей. И каждый со своей уникальной историей, которая происходит в контексте всех остальных. Вы, должно быть, познали смерть и потери. Возможно, где-то там, скорее всего в северных землях, у вас есть семья. И без сомнения, множество друзей, потерянных по дороге, которых вы никогда не забудете. А еще счета, по которым надо заплатить, те, что остались открытыми.

Свет очага освещает половину лица, превращая его в сказочное создание — мудрого и в то же время хитрого гнома или, быть может, в сатира, шепчущего тебе на ухо свою тайну. Его крошечные глазки блестят в отблесках пламени.

— Именно об этом и идет речь, capito? О том, что невозможно остановиться. Это неправильно. Так не должно было случиться. Мы должны были сделать другой выбор, уже давно, сегодня уже поздно. А все это любопытство, дерзкое, упрямое любопытство — желание узнать, чем закончится история, как завершится жизнь. Это связано со всем и ни с чем. Не жажда прибыли влечет нас по миру, не только надежда, война… или женщины. Что-то иное. То, чего ни я, ни вы никогда не сможем описать, хотя знаем это слишком хорошо. Даже сейчас, в этот момент, когда, кажется, мы слишком удалились от сути дела, у вас по-прежнему остается желание узнать конец. Увидеть что-то еще. Терять уже нечего, когда потеряно практически все.

Вымученная улыбка, должно быть, все это время блуждала у меня на лице. Но она родилась из ощущения, которое возникает, когда слушаешь старого друга.

Он слегка касается моей руки:

— Завтра я отправляюсь в Милан — я еду туда продавать книги Опоринуса. Мне придется немного задержаться там, чтобы закончить кое-что из давно отложенных дел. Потом я отправлюсь в Венецию. Если вас соблазнило мое предложение, встретимся в книжном магазине Андреа Арривабене, под вывеской с колодцем, запомните это имя… Почему вы смеетесь?

— Ничего, просто я подумал, какие совпадения бывают в жизни. Под вывеской с колодцем, вы говорите?

— Именно так. — Он смотрит на меня с явным недоумением.

Я допиваю бокал. Он прав: мне сорок пять, и терять совершенно нечего.

— Не волнуйтесь, я буду там.

***

Письмо, отправленное в Рим из Витербо, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 13 мая 1545 года.

Мой достопочтеннейший господин.

Я пишу Вашей Милости, чтобы сообщить, что жребий брошен. Реджинальд Пол действительно намерен сделать первый шаг.

Как, без сомнения, уже известно Вашей Милости, Его Святейшество Павел III возложил на Пола задачу разработать проект документа, отражающего задачи Собора, который должен открыться в декабре.

Именно поэтому сегодня я изыскал способ подслушать разговор между англичанином и Фламинио, в котором они обсуждали данный документ с почти нейтральным названием «О Соборе».

Думается, что первый довод, приведенный англичанином, заключается именно в доктрине оправдания верой. Для изложения проблемы он использовал безобидные и совершенно невинные слова, но тем не менее тенденциозные, ведущие к сближению между протестантской и католической доктриной. Таким образом, уже совершенно очевидно, что этот кардинал желает изначально склонить отцов, участников собора, к компромиссу с лютеранами.

Печать и распространение «БлагодеянияХриста»

ныне проявились в своем истинном свете — как часть далеко идущей, великолепно спланированной стратегии.

Вот уже два года Пол и его друзья сеяли в данной области семена своих криптолютеранских идей, опираясь на эту гнусную книжонку и вызывая дебаты по поводу ее содержания, а теперь надеются пожать плоды в Тренто.

И да охранит Господь Всемогущий нас от несчастья, просветив душу и разум моего господина и посоветовав ему необходимые превентивные меры.

Целуя руки Вашей Милости, всецело отдаюсь в Ваше распоряжение.

Q. Из Витербо, 13 мая 1545 года.

Верный соглядатай и слуга Вашей Милости

Дневник Q

Витербо, 13 мая 1545 года

На фреске я одна из фигур на заднем плане.

В центре стоят Папа, император, кардиналы, европейские князья и принцы.

На полях агенты, скромные и незаметные, просовывающие головы в просветы между тиарами и коронами, но в действительности поддерживающие всю композицию картины и заполняющие пространство, совершенно не привлекая к себе внимания и позволяя великим мира сего занять весь центр.

Представляя все это перед глазами, я решился взяться за эти записки.