Читаем Кью полностью

— Но остаться в живых и иметь возможность так рассуждать — лучше, чем быть сожженным на костре.

Он уже готов подхватить свою сумку и уйти, но и на этот раз я останавливаю его:

— Подождите.

Он останавливается. Кажется, у этого крохотного человечка и пот и сила исходят из всех пор. Во взгляде есть что-то от Элои, в решительности — от Гоца фон Полница.

Он улыбается:

— Скажу-ка я вам, вам стоит отправляться в Италию как можно скорее, пока пыль и грязь этого города окончательно не засорили вам мозги.

— Шлюхи, совместное дело, запрещенные книги и папские интриги? И вы мне это предлагаете?

Он слегка подпрыгивает, уже удаляясь и пытаясь ускорить шаг:

— А что еще придает жизни смак?

Глава 5

Базель, 28 апреля 1545 года

— Я слышал, вы уезжаете? Может быть, поговорим о делах?

Он жизнерадостно смеется и проводит меня в гостиную, где потрескивает огонь и для нас приготовлены два кресла. Непременная бутылка вина — уже на столе. Все почти так, как я ожидал.

Он потирает руки, наклоняясь вперед, весь во внимании.

Я не могу сдержать улыбки, глядя на этого человечка.

— Если я должен вложить свои деньги, надо хотя бы объяснить мне, что у вас на уме.

Он энергично кивает:

— Конечно же, обязательно. Но вы в обмен скажете мне, что заставило вас согласиться.

— Мне это кажется вполне приемлемым.

Вприпрыжку он отправляется к своей сумке, из которой вытаскивает пожелтевшую книжонку.

— Вот она — «Благодеяние Христа» брата Бенедетто из Мантуи. Это событие года! Биндони отпечатал ее в Венеции в сорок третьем и смог довести тираж до нескольких тысяч экземпляров. Я сам участвую в ее распространении: мой контракт с Биндони гарантирует мне половину прибыли.

— Давайте ближе к делу.

Встав на цыпочки, он придвигает свое кресло к моему, а на лице у него прехитрейшее выражение, как у торговца мехами, который собирается впарить их шведу. — У Биндони есть мужество, но не хватает денег, которые расширяют кругозор. Пожалуй, лучше я объясню это так. В Венеции часто встретишь книгу, скажем так, далеко не ортодоксальную — венецианцы пытаются остаться независимыми от папы даже в религиозных вопросах, в ином случае Биндони не отважился бы напечатать «Благодеяние». Но если кто-то с головой и с малой толикой практической сметки и наглости, которые позволяют ему путешествовать по свету, займется распространением этой книгу в Италии: в Ферраре, Болонье, Модене, Флоренции… он получит практически неограниченный рынок.

— Гм. Хорошо бы увеличить тираж. А вы уверены, что этот Биндони захочет нам помочь?

— Почему бы нет? Венецианцы всегда и везде чуют прибыль, и даже если он не заинтересуется, всегда можно найти другую типографию, capito? Венеция — столица книгопечатания.

Он замолкает, отыскивая признаки одобрения в выражении моего лица.

На улице группа студентов затягивает похабную песню, разносящуюся далеко по кварталу.

Другие мили, другие земли, другие города.

— Я думал, это мне придется путешествовать по Италии, распространяя книгу.

— Мы разделим работу поровну, capito? Я возьму на себя округу Милана и Рим. А вы займетесь северо-востоком, Эмилией и Флоренцией. Но без сомнения, кто-то должен ездить и в Венецию, встречаться с печатниками, заставлять их работать над «Благодеянием». Прислушайтесь к моему мнению, эта книга будет продаваться миллионными тиражами.

Косой взгляд.

— Я всю свою жизнь боролся с Лютером и кардиналами, а теперь вы пытаетесь заставить меня работать на кардиналов, обожающих Лютера?

— Весьма высокооплачиваемая работа, дружище. К тому же очень полезная для тех, кто, как и мы с вами, считает, что пусть уж лучше книги и идеи распространяются свободно, без вмешательства трибунала инквизиции. Я не уговариваю вас жениться на авторах этой книги, но лишь помочь им, немного облегчить им жизнь, а возможно, и спасти ее, capito?

И вновь тишина, только треск огня и скрип повозки, проезжающей по улице. Итальянец прекрасно знает свое дело, приводит очень веские аргументы. Он разливает вино и предлагает мне бокал. Вздох, а потом неожиданный переход к почти братской интонации:

— Друг мой, вы же не хотите провести остаток своих дней в Базеле? Неужели вам не надоели все эти бесконечные дискуссии? Вы человек действия, об этом свидетельствуют и ваши руки, и ваш взгляд.

Легкий намек на улыбку.

— А о чем еще вам говорит мой взгляд?

Он понижает голос:

— То, что вам не так уж важно, как развиваются события, но прекрасный пейзаж еще способен очаровать вас. И что именно поэтому вы решились на эту авантюру. Иначе вы бы попросту не пришли ко мне, или я ошибаюсь?

Перна — очень своеобразный человечек, практичный и мелочный, но в то же время способный очень точно судить о людях. Философская мудрость в нем соседствует с практичным взглядом на вещи — сочетание, которое мне редко доводилось встречать в людях.

Я посасываю вино — сильнейший аромат заполняет мой нос. Я не прерываю его: я уже успел понять, что не так-то просто остановить его словесный поток.

Перейти на страницу:

Все книги серии CLIO. История в романе

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза