Клад монахов. Книга 2. Хозяин Верхотурья

Так шла она и уже не знала, то ли шепчет свои мысли, то ли молча проговаривает их. Желанный крестик появился неожиданно: Агата от радости, что всевышний все-таки ее услышал, чуть не вскрикнула, немедленно указав на него пальцем Гришину, достав свой крест-ключ, она вставила его в найденную ею щель и повернула: заскрежетало что-то, наполняя сердце радостью и гордостью.

Держатель факела, который находился поблизости от камня, повернулся с таким трудом, что скоро Гришину пришлось помогать Агате. И все-таки дверь не открылась до конца: в какой-то момент что-то внутри нее загрохотало, и дверь остановилась, перестав двигаться ни вперед, ни назад.

– Что же теперь делать? – Агате вдруг стало страшно: слезы готовы были брызнуть из глаз.

– Как что? Пойдем через половинку! – без капли сомнения заявил Гришин. – Ты, Агата, пойдешь вперед, а я тебя догоню!

От страха ноги ее подкосились и, если бы не пожилой офицер, поддержавший ее за локоть, могла бы и упасть.

– Иди, дочка, иди! – ласково потрепал он ее локоть второй рукой. – А мы за тобой!

И Агата, легко проскочила через половинку двери вместе со своим факелом. Влажный спертый воздух тут же ударил по ноздрям. Факел заколебался, отбрасывая чудовищные тени на стены подземного хода. По спине Агаты побежали мурашки от страха, зубы застучали, лицо побелело. Ноги задрожали и невольно остановились.

Словно почувствовав то, что испытывает сейчас Агата, из темноты появилось лицо Гришина, которое тут же приблизилось к уху Агаты.

– Да черт с ней, с этой дверью! Потом разберемся… – хоть Гришин и кричал ей изо всей мочи, но Агата плохо его слышала. – Пусти, я первым пойду!

Только когда из темноты дверного проема показался тот самый пожилой офицер, который успокоил ее перед шагом в неизвестное, Агата немного успокоилась. Хоть она и не все поняла из того, что прокричал ей Гришин своим изменившимся голосом, но по глазам и поведению его, быстро догадалась. И тут же уступила дорогу, с ужасом оглядываясь на заклинившую дверь…

Теперь, видя впереди себя широкую спину Николая, стало не так страшно. Она оглядывалась, невольно ища поддержки в тех, кто шел за ней следом. У двери она видела, как раненных переводили через дверь и снова укладывали на носилки. Чувствуя свою полную беспомощность, крестилась и умоляла Всевышнего помочь этим людям…

Ступеньки и свод хода начали ощутимо спускаться вниз: резко увеличилась влажность, дышать стало труднее, пот начал заливать лицо… Даже факел начал гореть меньшим пламенем. С каждым шагом по стенам и потолку все больше и больше капало воды…

– Значит, мы уже идем под рекой… – сказал Гришин Агате и, увидев ее белое от страха лицо, взял за руку.

– Николай Сергеевич, постойте! – Печников дотронулся до плеча Гришина: он тяжело дышал, пот ручьем бежал по его лицу, руки штабс-капитана дрожали. В таком состоянии Гришин никогда не видел Печникова. – Дверь… Дверь никак не закрывается!

– Как не закрывается? – из темноты на него строго смотрели глаза Агаты. – Так-с, неприятности начинаются! Господи, мне только этого еще мне хватало!

Гришин смутился. – Да, я давал клятву отцу Феофану! Ну и что же? Что важнее: моя клятва или жизнь сотни людей, усталых, раненных, обозленных? В конце – концов, только я перед Всевышним за все в ответе… Вот и отвечу!

И, не обращая внимания на испуганные глаза Агаты, спокойно произнес. – Вот что, Печников, бросайте к чертовой матери эту дверь и ведите всех дальше, понятно? И не отставать! И никому не давать поворачивать назад… Вы посмотрите на них: еще немного и они сами в зверей превратятся. Того и гляди, кидаться друг на друга начнут!

Трудно сказать, понял ли Печников все то, что наговорил ему Гришин, повернулся к Агате, посмотрел на нее и пошел в хвост колонны. Агата кивнула ему и сдернула с себя платок: золотистые волосы тут же рассыпались по ее плечам…

Меж тем Терентий был просто ошеломлен. – Как же так? Почему это настоятель монастыря, пропустив его и второго монаха, с которым они носили золото, иконы и утварь в кладовую, закрывает дверь? Он что, собирается его заживо замуровать?

Видя как отец Феофан закрывает дверь в кладовую, а затем поворачивает подсвечник, намертво перекрывая вход в кладовую, Терентий задрожал: жуткий страх, животный страх начал изнутри свою разрушительную работу. И даже в этом состоянии глаза его отмечали все, что делал настоятель, а мозг запоминал любую мельчайшую деталь, которая могла бы потом выручить из этой беды. И бедный монашек видел, как настоятель повесил крест-ключ себе на шею, а затем начал молиться, как бы приглашая и монахов приобщиться к себе.

– Точно, да ить ен нас… живьем! – как только до Терентия окончательно дошло то, что произошло, страх сильнее молота ударил в голову. Бешено заколотилось сердце, задрожали руки и ноги, все мысли в диком танце захороводились вокруг только этой одной мысли… Никогда еще Терентий не знал этой боли, даже и не подозревал, где оно находится, и вот теперь…