Клад монахов. Книга 2. Хозяин Верхотурья

Теперь как никогда мысли его работали четко и практично: страх ушел, воздух наполнил его легкие, вдыхая в тело жизнь. Он открыл дверь ровно настолько, на сколько нужно было для изъятия ключа. После этого спокойно закрыл дверь, повторяя вслух слова, словно молитву. – О-о-о-о, спасибо, косподи, я спасен!

Далекий топот ног по каменному полу говорил ему лучше всяких слов. – Оне ишшо не ушли и я моку их ишшо докнать. Тока как быть с золотом? Взять с собой?

И вдруг здесь, у двери в кладовую, Терентий неожиданно осознал простую истину, а губы прошептали. – Дак ить я ж тока один-то и знаю топерича, иде енто золото запрятано! Дак тоды нашто мене себя подверкать топерича опасности с золотом-то? Ить я ж моку топерича в любо время сюды вернутьси! И без свидетелев… Ишшо учнуть спрашивать, откель взял? Не-а, Терюха не дурак: ен щаз не возьметь золотишко! И никто дажа не докадатьси про мене… А коли надоть бут – вернуся и возьму скока надоть!

Монах-убийца сидел на каменном полу, прислонившись в стене, и мечтал. – Бокатство… Дефьки… Усе топерича моё…

Однако из памяти выплыло лицо настоятеля и палец его, показывающий прямо на Терентия. – Держите его – он убивец!

Задрожав всем телом, монах перестал улыбаться. И снова практичный ум пришел ему на помощь: рука скользнула по грязному полу, набрала побольше грязи и провела по лицу.

– Пушшай тока мене топерича узнают… Такова-то! – улыбаясь, Терентий поднялся и как заклинание на память повторил. – Запомню: второй держатель… Я ево ишшо колды запомнил… А щаз… Догоню-ка тех!

И монах пустился в погоню…

Полк Гришина и примкнувшие к нему монахи шли подземным ходом уже прямо под рекой. После трудного перехода через полуоткрытую дверь, стало идти еще труднее: резко повысилась влажность, сильно стала чувствоваться нехватка кислорода. Первыми это на себе почувствовали раненые и те, кто их нес.

Терентий догнал полк в конце ступеней уже под рекой. Чтобы не привлечь к себе особое внимание замыкающего, тут же начал оказывать помощь раненным офицерам, держась подальше от монахов, которые легко могли его опознать. Хотя в этом грязном, мокром и оборванном монахе при едва тлеющих факелах, а так же стонах и усталости всех без исключения, трудно было узнать одного из самых приближенных к настоятелю монахов.

В этом Терентий невольно убедился, столкнувшись невзначай с одним из монахов. К тому же теперь с каждым шагом становилось все труднее и труднее дышать: першило в горле, не хватало воздуха, ноги не хотели идти, а руки держать носилки.

– По-мо-ги-те… – прошептал раненный офицер, лежащий на носилках прямо на полу. Рядом с ним сидели несколько офицеров и отдыхали.

– Господа, нас пгедали! – с ужасом в глазах произнес молодой подпоручик, который еще там, на монастырской площади, сладострастно поглядывал на монашку с копной золотистых волос. – Господа, Ггишин довегился молодушке, котогая и сама-то толком не знает, куда нас ведет! А может, она вовсе не монашка? Разве бывают такие могдашки сгеди них?

– Завел, сволочь, нас прямо в грязь! Здесь и подохнем! – начали раздаваться недовольные голоса, которым речь подпоручика придала некоторую силу. Постепенно вокруг подпоручика, получившего, наконец, внимание, собрались несколько недовольных человек.

Гул ропота прокатился по колонне: страх на свою жизнь и неизвестность заставляли их верить в самые неожиданные небылицы, которые рождались прямо здесь. Факелы светили настолько мало, что в шаге уже было невозможно отличить одного человека от другого. Горло разрывалось от ощущения, будто там скребутся десятки кошек или собак, дышать было ужасно трудно. К тому же при полной темноте, капли, падающие сверху, нагоняли жуткий страх и вызывали чесотку, особенно, если они падали на лицо.

– Может она вовсе и не монашка… – убеждал всех пожилой унтер-офицер с забинтованной ногой, прислонившись к стене хода и сидя прямо в луже. – Такие как она, красивые бабы – все ведьмы… Вот один наш офицер рассказывал мне: повела однажды такая красавица за собой отряд через болото, завела черт-те куда и сожрала всех по одному!

– Эх-хо, господа… Ежели нам уж тегять нечего, так хоть пегет смегтью по газочку попгобуем енту кгасотку! – крикнул молодой подпоручик, оказавшись в центре внимания и сдергивая заплечный мешок на пол.

Легкий гул, хихиканье и хрип был ему ответом. Между тем среди раненых начались обмороки: то один, то другой падали прямо в грязь. Некоторые, крестясь, все-таки шли медленно, держась за стену. Большинство все-таки шло в одиночку, но были и парами, помогая друг другу.

– Нет, господа, я пгавду говогю: она нашева полковника окгутила, влезла в душу и тепегь командываеть им! – подпоручик, найдя слушателей, значительно оживился и теперь выступал перед ними как настоящий актер. Кто-то принимал его россказни за чистую монету и искренне верил, кто-то пытался урезонить. В полку назревала паника. – Вы гляньте, господа, как она то и дело опигается на него!