Клад Василия Блаженного

Тогда его идея «Москва — Третий Рим» потерпит поражение. Какой же «Третий Рим», если такие же дивные храмы будут по всей земле плодиться?

Надо царю-батюшке Иоанну Васильевичу доложить, что не может быть еще одного такого же храма, что надобно с зодчими провести беседу вкрадчивую и узнать их планы.

А вот и повод хороший — праздничный княжеский пир. Вино и медовуха текут рекой, угощения следуют одни за другими.

Все мастеровые здесь. Барма Постник во главе стола по правую руку от именитых бояр сидит, радуется, усмехается в свои пышные усы.

Уже много чарок за успешное строительство, за хорошую работу поднесли ему бояре. Радуется Барма — теперь он настоящая знаменитость в Москве, все горожане ему в пояс кланяются, бегут показать свою признательность, поблагодарить за чудесный храм.

Захмелев от гордости, не заметил Постник настороженный и суровый взгляд Грозного царя.

Тот же не спеша поднялся и, не сводя колючих глаз с зодчего, спросил с вкрадчивой улыбкой:

— А скажи-ка, друг мой, мастер Постник, сможешь ты построить еще один такой же красивый храм или, может быть, даже лучше, чем этот? Сможешь, скажи, не таи свои думы!

Толпа мгновенно замолкла, пронесся тихий шепоток, и воцарилась оглушительная тишина. Потому в такой тишине пьяный и лихой голос Бармы услышали все:

— Царь-батюшка, я все могу! Могу даже лучше построить, как прикажете!

Иван Васильевич насупился, поднял свой могучий посох и грозно стукнул об пол:

— Ты лжешь, сучий сын! Не бывать этому!

И снова повысил голос:

— Стража, схватите этого богохульника. В темницу его, а завтра на рассвете чтоб выкололи ему глаза его бесстыжие, чтобы нигде и никогда такого храма больше не было! Чтоб этот сучий сын ничего больше построить не смог!

Снова стукнул посохом об пол и стремительно вышел из горницы.

Стража подхватила мгновенно протрезвевшего Постника.

В горнице повисла оглушительная тишина…

Москва. Наши дни

Центр

При выходе из альма-матер Лена Синицкая вместе с упирающимся Курочкиным просто налетели в дверях на старого знакомца — капитана Яшина.

— О-па, какие люди! — весело улыбнулся Владимир. — Что же вы, Елена Андреевна, не здороваетесь? — Его глаза улыбались, и он уже не казался похожим на жуткого красноглазого монстра из ужастика.

— Добрый день, Владимир. Извините, не помню, как по отчеству… Вы какими судьбами в наш вуз?

— По отчеству — Иванович. Да, Владимир Иванович, вот так оригинально меня звать-величать, — снова заулыбался Яшин.

Улыбка ему необычайно шла, и Лена, можно сказать, просто «поплыла», глядя на него.

Ее вывело из оцепенения вежливое покашливание аспиранта Леши.

— Да, познакомьтесь, Владимир Иванович, это наш аспирант Алексей Курочкин, у него тоже научным руководителем был профессор Плотников.

— Очень приятно. — Мужчины крепко пожали руки.

От Синицкой не укрылось, что Курочкину Яшин, мягко говоря, не понравился.

«Неужели ревнует?» — пронеслась быстрая мысль.

— А был я в вашем деканате, познакомился с яркой мадам Петрушиной Марианной Владимировной. Она же мне с радостью презентовала список преподавателей и студентов с нужными нам инициалами. — Яшин выразительно покосился на Курочкина, который был не в курсе загадочной фразы про «оп. ску».