Клад Василия Блаженного

Ему с его высоким ростом и довольно широкими плечами было и впрямь весьма неудобно, стены из красного кирпича давили на него, и сама атмосфера казалась ему угнетающей. Худенькая и хрупкая Леночка, как быстроногая лань, скользила впереди.

— А представь себе, как неудобно было спускаться раньше боярам в трех шубах или государевым людям в парчовых нарядах, — рассмеялась она. — Вот мы и пришли, вот и подклеты царские. Здесь экспозиция музея невелика, мы, я думаю, сможем тут найти, что нужно.

— Знать бы еще, что искать! — проворчал Яшин.

Они прошли по крытой галерее. Сводчатый потолок и расписанные стены, освещавшиеся сейчас необычными, выполненными под старину светильниками, производили необыкновенное впечатление.

— Вот, например, это что за орудия пыток? Я думал, у нас в старину не пытали, не было такой инквизиции, как в благодатной Европе! — сказал Яшин, уставившись в одну из витрин.

— Что? Нет, это не орудия пыток, хотя выглядят действительно жутковато. Это вериги. Их святые и блаженные носили сами, по собственной воле, терзая свое тело ради Господа, ради Его благодати, — объяснила Лена.

— Так это больно небось? — разглядывая вериги, спросил Володя.

— Еще как больно, в этом и смысл — бороться с физической болью, с искушениями во благо Христово. Некоторые монахи носили вериги пару часов, кто-то целый день, а некоторые, как, например, Иоанн Блаженный, постоянно, не снимая. По легенде, именно эти вериги ему и принадлежали. Но речь сейчас не о нем. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Они прошли дальше по коридору.

— Вот скажи мне, Володя, вокруг какого святого крутится наше дело?

— Василия Блаженного.

— Правильно. А знаешь ли ты, Володя, какая самая древняя икона в Покровском соборе? Маленькая подсказка, она датирована шестнадцатым веком.

— Неужели тоже икона Василия Блаженного? — удивился Яшин.

— Да, представь себе. Снова наш знакомец, — удовлетворенно кивнула Синицкая. — Вот она, полюбуйся. Совпадение? Нет, я так не думаю.

Она подвела его к изумительной иконе, на которой был изображен сам Блаженный, стоящий босяком, голый, в одной набедренной повязке на фоне белокаменного Кремля. В левом верхнем углу был изображен еще один святой, благословляющий старца Василия.

От иконы веяло спокойствием и благодатью, и Яшин невольно засмотрелся на изображение Василия, покровителя Москвы шестнадцатого века.

— Значит, раньше Кремль был белокаменным? — спросил он Лену. — Извини, я в школе историю не очень любил, больше математику.

— Еще и двоечник, — ухмыльнулась Лена. — Про белокаменный Кремль рассказывают в пятом классе, но не это главное! Как же я раньше не обратила внимание? Я же столько раз видела эту икону! Смотри, что это?

— Ммм… похоже на Спасскую башню с распахнутыми воротами, — ответил Володя.

— Тогда она называлась Фроловской башней. Она была построена в тысяча четыреста девяностом году, — сообщила Лена, рассматривая икону.

— А почему на шпиле двуглавый орел? Я думал, этот символ России появился позднее, при Романовых.

— Двуглавый орел — символ не России, он гораздо более древний, он пришел к нам из Византии, Константинополя, Царьграда. Помнишь доктрину «Москва — Третий Рим»? Про преемственность от Константинополя? То-то же мне этот орел таким знакомым показался! Да, и обрати внимание, Василий Блаженный рукой указывает на этого орла.

Она достала из кармана золотой ключик, на котором был выгравирован точно такой же двуглавый орел.

— Значит, ключик отсюда? — обрадовался Яшин. — Но что он открывает?

— Я знаю, что! Здесь на иконе есть только одна подходящая замочная скважина.

Яшин указал глазами на черный зияющий вход, изображенный на Спасской-Фроловской башне.

Лена кивнула, зачем-то перекрестилась и приложила ключик к поверхности иконы, там, где были изображены ворота Фроловской башни.

Сначала ничего не происходило, но через несколько секунд раздался громкий скрежет со стороны улицы.

Выйдя из музея на Красную площадь, они не поверили собственным глазам — часть стены у ворот Спасской башни отошла в сторону, открыв темный туннель.

— Ничего себе! — присвистнул Яшин.

— Надеюсь, ты захватил с собой фонарик, — с азартом воскликнула Лена и первая подошла к туннелю.

Град Москов. 1599 год

Где-то за Китайгородской стеной

— Одолень-трава, одолей всех лихих людей, всех злых гостей, защити от врагов-супостатов, от мыслей, поступков, от дел булатных. Забери черные мысли и черные дела, о одолень-трава, — нашептывала в горшочек с кипящим варевом ведьма Аргафена. — Слово мое сильное, слово мое цепкое, слово мое крепкое. Никто не снимет, никто не уберет. Злодеев одолень-трава покарает и убьет…