Через пару часов транспорт «Иртыш» встал на якорь в полутора милях от рыбацкого селения Гоцу.
Судовой лекарь Иосиф Делялич-де-Лаваль, вернувшись из плена раньше своих соплавателей, в медицинском отчете так описал гибель «Иртыша»: «…15 мая утром стало очевидным, что транспорт «Иртыш» продержится на воде недолго. И поэтому решено было в 9 час. утра повернуть к ближайшему берегу и высадить на него весь состав транспорта. Около часа пополудни, приблизившись к берегу Японии (западный берег остр. Ниипона), бросили якорь и спустили почти целые шлюпки. Спущенный же паровой катер скоро затонул, наполнившись водой через пробоины. Пополудни началась погрузка раненых на баркас, которая продолжалась более двух часов. Вечером того же дня весь состав транспорта высадился на западный берег Ниипона. Транспорт «Иртыш», как говорили, утонул в ночь с 15 на 16 мая, приблизительное место гибели находится на 35°2 северной широты и 132°8 восточной долготы от Гринвича».
Из воспоминаний К. Графа: «Бедный, бедный «Иртыш», недолго ты послужил в русском флоте, недолго на твоей корме развевался Андреевский флаг (…) Пока плыли, никто не спускал глаз с «Иртыша», ожидая его «последнего вздоха», но он пока продолжал печально стоять, уткнувшись носом в воду. Лишь Андреевский флаг слабо колыхался на корме».
Обратим внимание, что команда покидала судно организованно, без всякой паники. Противник в тот момент транспорту ни коим образом не угрожал. В данных условиях командир транспорта должен был бы обязательно сохранить свой самый главный юридический документ, по которому будут судить обо всех его действиях во время плавания и, особенно, во время сражения. Спасение вахтенного журнала во все времена и на всех флотах мира есть дело первостепенное. Но судьба вахтенного журнала транспорта «Иртыш», тем не менее, не известна. По крайней мере, в объяснительных записках уцелевших членов команды транспорта о нем нет никаких упоминаний. Скорее всего, он погиб вместе с судном. Впрочем, нельзя исключить, что журнал был поднят японцами, прочитан, после чего японские водолазы уже и начали целенаправленные работы в каюте командира «Иртыша», где вскрыли сейф и достали лежавшее там золото. Однако и здесь не все так просто.
Думается, что перед тем как покинуть борт своего судна, скорее всего Ергомышев уничтожил вахтенный журнал. Почему он должен был так поступить? Высаживаясь на японский берег, командир «Иртыша» не мог не понимать, что вскоре команда будет пленена противником. Разумеется, сохрани он вахтенный журнал, японцы сразу же изъяли бы его и прочитали все, что касается не только всех обстоятельств перехода эскадры, но и все относительно оставшегося на борту затонувшего транспорта груза: угля, снарядов и серной кислоты. Все это представляло для японцев немалый интерес. Понятно, что, высаживаясь на японский берег, Ергомышев не мог взять с собой и самого золота, которое, таким образом, неминуемо оказалось бы рано или поздно в руках японцев.
Разумеется, что в вахтенном журнале было зафиксировано и прибытие на судно мичмана Графа с казенным золотом. Кроме этого должен был существовать и особый акт, которым мичман Граф передавал доставленное золото на хранение командиру корабля.
Не зная итогов сражения и того, что за этим последует, Ергомышев, как офицер, просто не мог передать в руки противника столь важные документы. Если бы он так поступил, то вполне мог пойти под суд за измену присяге. Поэтому, все бумаги, где речь шла о находившемся на борту «Иртыша» золоте, были уничтожены. А кроме этого, офицеры судна, по-видимому, также договорились между собой не разглашать тайну золота.
В военно-морском архиве в Токио имеется папка по интернированию команды транспорта «Иртыш». Писателю-историку Виталию Гузанову удалось в свое время подержать ее в руках. Вот что они пишет об этой папке: «На ней почему-то сохранился гриф «Совершенно секретно». Видимо, на этом основании не все сотрудники имели возможность раскрыть папку и заглянуть в нее. А с другой стороны кого особенно интересовал какой-то там транспорт-углевоз? Ведь это не броненосец и не крейсер, в конце концов. С волнением листаю пожелтевшие страницы. Вначале мое внимание привлекает запись на японском языке. В подстрочном переводе она гласит: «Мичман Граф потребовал через французского консула (по договоренности между Россией и Францией он защищал права русских военнопленных — В.Г.) выплатить русским офицерам жалование в сумме 252 фунтов, так как они имеют право на это, однако японское флотское командование не признало требование законным, а поэтому отказало».