Клара и тень

– Пусть посадят на цепь, наденут ошейник, сделают укол против бешенства и подарят нам.

– Нет, я не хочу суку. Не люблю подтирать какашки. Слушай, Губертус.

– Да, Арнольдус.

– Как думаешь, мы счастливы?

На минуту оба брата уставились в темный потолок фургона, по которому проносилась мерцающая круговая панорама мюнхенской ночи.

– Трудно сказать, – произнес Губертус. – Вечность – великая трагедия.

– Да, и еще и никогда не кончается.

– Поэтому-то она великая трагедия и есть, – заключил Губертус.

Дрожащие зеркальные стекла гостиницы «Вундербар» отразились на корпусе фургона, остановившегося перед входом в отель. Четыре охранника стали в стратегическую позицию. Зальцер, начальник эскорта, подал знак, и один из его людей просунул голову в открытую заднюю дверь и что-то сказал. Губертус Уолден церемонно выложил свое тело на тротуар перед коридором из швейцаров в галунах. Арнольдус зацепился пиджаком за ручку двери. Он сильно дернул и порвал карман. Плевать. У него около сотни пиджаков от одного портного, а кроме того, он может носить пиджаки брата.

Дистанционным управлением охранник включил свет в прихожей номера-люкс. Из невидимых углов с гибкой элегантностью мурены выплыла фоновая музыка.

– В прихожей все в порядке, прием, – отрапортовал он в маленький микрофон, находившийся у его рта.

В гостиной был подогреваемый бассейн, бар и картина Джанфранко Жильи, довольно многообещающего ученика Ферручолли, который, к несчастью, два года назад умер от передозировки героина. Из-за этого его немногочисленные картины (андрогенные фигуры в масках и в балетных трико) начали высоко цениться. Полотно Жильи лежало на полу рядом с бассейном, как шелковистая черная пантера. У маски были лишь самые элементарные черты. Вся фигура была покрыта подвижной световой паутиной отблесков воды. Пахло здесь благородным деревом и хлоркой, а температура была намного мягче, чем во всем номере.

– В гостиной все в порядке, прием.

Отзвуки голоса охранника доносились из лабиринта комнат. Губертус направился к стальной стойке бара и налил себе шампанского. Арнольдус тщетно пытался дотянуться до ботинок. Ему до смерти хотелось когда-нибудь дотронуться до своих ног. Эта неудача окончательно испортила ему настроение.

– Никогда не пойму, – на удивление тихо (он никогда не повышал голоса) взорвался он, – почему господин Бенуа во время выставок не предлагает нам в помощь украшения. До задницы задрало все делать самому.

– Задница круглая. – Губертус снова наполнил бокал. – У некоторых задница – это два круга, у некоторых – только один. Например, задница Бернарда… Два или один?

К счастью, Арнольдус легко мог снять ботинки без помощи рук, что он и сделал. Штаны тоже подались, когда он расстегнул пуговицу.

– Губерт, можешь увернуть свет на этой стене? Мне прямо в глаза бьет.

– Если бы ты отодвинулся, Арно, он бы тебе не мешал.

– Ну пожалуйста…

– Ладно. Не будем ссориться.

– В сауне все в порядке, прием, – ныл далекий голос.

– Да когда ты уберешься в жопу, в конце концов? Бернард, мы ждем гостей.

– В Бернарде все в порядке, прием.

– В заднице Бернарда все в порядке, прием.

Охранник не глядел на них, а повторно осматривал гостиную. У него уже давно выработался иммунитет на их издевки. Он знал, почему им так не терпелось, но не хотел об этом думать. То есть не хотел думатьо том, что произойдет в этой комнате, когда появится гость.

Гостя, как правило, приводил за руку кто-нибудь из взрослых. Если он был постарше, мог прийти и один, в форме посыльного или официанта, чтобы не вызывать подозрений. Но обычно его приводил за руку кто-нибудь из взрослых. Бернард не знал, что происходило потом, и не хотел знать. Не знал и о том, когда гость уходил, если он вообще уходил, ни о том, как уходил, ни через какую дверь. Это не его функция. «Проблема… Проблема в том, что…»

Не то чтобы Бернарда мучила совесть. Не то чтобы он думал, что, выполняя свои обязанности, он делает что-то плохое. Бернарду нравилось работать в Фонде. Платят ему больше, чем в других местах, работа несложная (если все идет гладко), а мисс Вуд и господин Босх – завидные начальники. И несмотря на все, Бернард хочет накопить денег и уйти с этой работы, уехать из города, из этого города и из всех городов. Хочет уехать и спокойно жить с женой и маленькой дочкой в каком-нибудь далеком уголке. Он никогда этого не сделает и знает об этом, но все равно думает и думает.