Классические мифы Греции и Рима

Тут начался между великодушными друзьями спор: Пиладу тоже не хотелось возвращаться на родину без друга. Наконец победу одержал Орест:

– Ты живи, дорогой мой, и дай мне умереть. Оставить горькую жизнь, над которой тяготеет гнев богов, не жаль мне; но ты счастлив; на доме твоем не лежит никакого пятна, над моим же тяготеют преступления и бедствия. Живи для сестры моей Электры, которая обручена с тобой, не изменяй ей; ступай в свой отцовский дом, в Фокиду, когда же будешь в Микенах, воздвигни мне памятник, и пусть Электра прольет по мне слезы и посвятит мне прядь волос своих.

Пилад обещал исполнить волю друга, взял послание жрицы и поклялся доставить его по назначению, если только не поднимется буря и волны не поглотят послание. Но чтобы и в таком случае не пропало известие, Пилад попросил жрицу сообщить ему содержание письма.

– Сообщи Оресту, – сказала она, – сыну Агамемнона в Микенах, что Ифигения, сестра твоя, которую вы считаете умершей, жива и шлет вам это послание.

– Где же она, – воскликнул Орест, – неужели возвратилась она из царства теней?

– Ты ее видишь перед собою. Но не прерывай меня: пусть он тайно увезет меня в Аргос, из этой варварской страны, пусть избавит меня от обязанностей приносить людей в жертву Артемиде. В Авлиде же спасла меня богиня, послала вместо меня лань, и ее-то заклал отец мой, воображая, что поражает меня. Сама богиня привела меня в эту страну. Вот содержание письма.

– О, мне нетрудно исполнить клятву, – воскликнул Пилад. – Немедля исполняю я свое обещание и вручаю тебе, Орест, письмо сестры.

Вне себя от радости, Орест обнял сестру и воскликнул:

– Дорогая сестра! Дай же мне обнять тебя! Я едва верю своему счастью! Как чудно ты открыла себя!

– Назад, чужеземец, – воскликнула Ифигения, – зачем ты дерзко прикасаешься к одежде жрицы, до которой не смеет касаться ни один смертный!

– Сестра, дочь отца моего Агамемнона! Не убегай от меня! Перед тобою брат, которого ты отчаялась видеть.

– Ты брат мой, чужеземец? Замолчи, не обманывай меня. Разве изгнан Орест из Микен?

– Да, там пет твоего брата, злосчастная; ты перед собою видишь Агамемнопова сына.

– Но можешь ли ты доказать это?

– Слушай. Ты знаешь о распре Атрея с Фиестом из-за золотого овна? Знаешь, как вышила ты этот спор на прекрасной ткани. Ты так же вышила на другой ткани, как Гелиос, негодуя на Атрея, угостившего Фиеста таким ужасным кушаньем, отклонил в сторону свою колесницу. Когда мать обмывала тебя в Авлиде, ты дала на память ей прядь волос. Все это слышал я от Электры. Но вот что видел и сам я: в Микенах, в женской горнице, скрыла ты то копье, которым Пелопс поразил Эномая.

– Да, ты брат мой, – воскликнула Ифигения и заключила брата в свои объятия. – О, дорогой мой! Какое счастье, что я тебя вижу и могу обнять тебя.

Брат и сестра предались на время радости свидания, но Пилад напомнил им о предстоящих опасностях. Орест сообщил сестре о цели своего прибытия в Тавриду и спросил у нее совета, как бы им похитить статую Артемиды и вместе бежать. План Ифигении был такой. Под тем предлогом, что статуя богини осквернена приближением к ней чужеземцев, двух братьев, запятнавших себя матереубийством, ее – эту статую – вместе с многогрешными жертвами нужно омыть в волнах моря. Омовение должно происходить у того места, где скрыт хорошо оснащенный корабль Ореста. На этом корабле думала Ифигения убежать из Тавриды.

В то время как Ифигения несла из храма статую богини, подошел к ней царь этой страны Фоас посмотреть, принесены ли чужеземцы в жертву Артемиде, и немало удивился, когда увидел изображение богини в руках жрицы. Ифигения повелела ему стоять вдали, в портике храма, так как образ богини осквернен преступными чужеземцами.

– Богиня разгневана, – сказала ему Ифигения, – никем не тронутый, образ ее сдвинулся с места и закрыл очи. Омыть его следует морской водой и ею же омыть надо и чужеземцев, прежде чем приносить их в жертву.

Царь, глубоко уважавший жрицу, поверил ее словам и похвалил ее начинание. Он приказал сковать чужеземцам руки, закрыть им лица и взять для безопасности несколько служителей. Жрица повелела, чтобы народ остался вдали от того места, где должен был совершиться обряд омовения, и чтобы царь в ее отсутствие очистил храм огнем. Торжественная процессия при свете факелов потянулась к морю. Впереди шла жрица с изображением богини, за нею скованные чужеземцы, рядом с ними служители, за ними вели ягнят, предназначенных для очистительной жертвы. Царь остался в храме.