Клавдий. Нежданный император

Так что мы никогда не узнаем, что именно было в голове у Клавдия, когда его настигла смерть — по официальным данным, 13 октября 54 года, между полуднем и часом дня[76]. Не узнаем мы никогда и точных обстоятельств его смерти. Древние авторы сходятся в том, что императора отравили, но приводят настолько противоречивые детали, что некоторые современные историки начинают сомневаться в убийстве. Правда, Клавдий был болен незадолго до свадьбы Нерона в 53 году, а в 54-м Рим поразила эпидемия, унесшая, помимо императора, пятерых магистратов за несколько месяцев. Нарцисс тоже прихворнул и отправился на воды в Синуэссу в Лациуме (лечиться от подагры). То есть Клавдий в свои 64 года вполне мог умереть своей смертью, тем более что его организм был изношен из-за чревоугодия и пристрастия к вину.

Тем не менее отравление остается наиболее вероятной гипотезой. Древние утверждают это в один голос; оно также является, если можно так сказать, логическим следствием ссоры императорской четы: один из двух должен был убить другого. Агриппина, как всегда, оказалась проворнее.

По словам Тацита, императрица уже давно задумала убийство и теперь боялась, что супруг разгадает ее происки. Она воспользовалась отсутствием Нарцисса, который обычно не спускал с нее глаз, и ускорила события. Чтобы заставить поверить в естественную смерть, прибегли к медленно действующему яду. Состав изготовила отравительница по имени Локуста, а дегустатор Голат впрыснул его в белый гриб. Бедный Клавдий, обожавший грибы, охотно его съел, но действие яда все никак не проявлялось. Обычно процесс начинался с помутнения рассудка, но, поскольку наш герой по своему обыкновению задремал под воздействием вина, ничего не было заметно. Кроме того, он принял рвотное, с которым, возможно, и вышел яд. Агриппина встревожилась и позвала врача Ксенофонта, которого сделала своим сообщником. Под предлогом вызывания рвоты эскулап засунул в горло Клавдия отравленное перо, которое и довершило дело. Дион Кассий приводит почти такую же версию, но без вмешательства Ксенофонта, в котором Тацит, кстати, не уверен. Светоний предлагает несколько других версий, отличающихся местом рокового пира и способом, которым действовал яд.

Клавдий, вероятно, скончался в ночь на 13 октября. В последующие часы его смерть держали в тайне, чтобы подготовить восшествие на трон Нерона. Всем руководила Агриппина. По ее наущению консулы созвали сенат и вместе с жрецами вознесли мольбы о здоровье принцепса. Одновременно Агриппина выпускала одну за другой ободряющие сводки о его здоровье и в своем стремлении к достоверности дошла до того, что вызвала актеров — развлечь своего мужа. Но главное, она заперла дворец: никто не мог ни выйти оттуда, ни войти без ее разрешения. Нужно было пресечь любую попытку передачи власти Британнику, но без насилия над ним, чтобы приход к власти Нерона не выглядел тем, чем был на самом деле — государственным переворотом. Еще не настало время избавиться от третьего лишнего, поэтому Агриппина осыпала Британника и его сестер Антонию и Октавию знаками притворной любви.

Со своей стороны префект гвардии Бурр готовился выйти на сцену. Он был обязан своей должностью Агриппине. Она могла на него рассчитывать. Около полудня двери дворца раскрылись, и Нерон с Бурром вышли к когорте преторианцев, столпившихся перед зданием. Префект представил молодого человека солдатам, которые тотчас приветствовали его и отнесли в лагерь в носилках. В этот момент кое-кто все-таки осведомился о Британнике, но это не вызвало никакого ответного порыва, о мальчике словно забыли. Ничего удивительного: вспомним, что Агриппина добилась перевода трибунов и центурионов, заподозренных в симпатии к сыну Клавдия. Командиры, начиная с префекта, были преданы Нерону, а это значило, что гвардия на его стороне. Всякий знает, что в армии начальство играет большую роль, чем в любом другом учреждении. Короче, в лагере Нерона провозгласили императором при собрании всех когорт. В очередной раз армия высказалась прежде сената, которому оставалось только утвердить выбор военных.

Клавдию устроили пышные похороны. Новый принцепс произнес с ростры элегантный панегирик, сочиненный Сенекой. Пока речь шла о большой начитанности покойного и успехах его внешней политики, публика не возражала. Но когда, по словам Тацита, оратор добрался до его мудрости и проницательности, раздались смешки. Отлично. Исторический образ кретина начал формироваться уже в день похорон. Тем не менее интересно отметить, что современная публика судила о Клавдии неоднозначно. Во всяком случае, ее суждение было лучше, чем впечатление, остающееся после поверхностного чтения историографии. Это тем более примечательно, что аудитория, конечно же, состояла из сенаторов, то есть людей, мало расположенных к его особе.