Жорж Блон приписывает Антонию пылкие речи: "Я до сих пор вспоминаю о нашей первой встрече во дворце твоего отца, в Александрии. Тебе исполнилось только четырнадцать лет. Уже тогда ты была прекрасна!" Но этот исследователь является сторонником версии, что отношения между Марком Антонием и Клеопатрой начались если не тогда, когда римские легионы под командованием Антония вернули престол Птолемею-Флейтисту, то во время пребывания царицы в Риме. И Цезарион на самом деле, по мнению Блона, сын не Цезаря, а, весьма вероятно, именно Антония. В таком варианте вырисовывается совсем занятная картина — неотразимая чаровница, ставшая символом неограниченной чувственности, всех своих детей родила от одного мужчины…
Известно, что сам Антоний отобразил начало отношений с Клеопатрой в письме к Октавиану. В отличие от Цезаря, не оставившего в своих "Записках" ничего личного и лишнего, Антоний недвусмысленно сообщил, что его знакомство с повелительницей Египта перестало быть платоническим. Причем в тех же непечатных выражениях, в которых почти двадцать веков спустя поэт Пушкин будет высказываться о своем близком знакомстве с Анной Керн, ибо иначе перевести употребленное Антонием латинское слово просто невозможно: "С этого времени я… царицу".
Но как бы ни высказывался Антоний, а Клеопатра сумела достичь своей цели. Римский наместник на Востоке принадлежал ей душой и телом. "Это правда, что Антоний искренне посвящал себя исполнению своих обязанностей, пока находился в подчиненном положении и стремился к высшим почестям, но теперь, войдя во власть, он больше не уделял внимания делам, а следовал роскошному и непринужденному образу жизни Клеопатры и египтян до тех пор, пока не был полностью деморализован", — безжалостно констатировал Дион Кассий.
Но римский историк был пристрастен. А что было главным для самой знаменитой пары античного мира, любовь или политика, остается великой загадкой. Терзалась ли Клеопатра вопросом: "Любит ли он меня?" Или ее волновали сугубо практические вопросы, а может быть, уязвленное самолюбие? Клеопатре явно не хотелось снова оказаться в странной ситуации, в которой она пребывала во время визита в Рим к Цезарю. И ошеломив обитателей Фарсалы роскошью своих пиров и блеском кораблей, она внезапно покинула город, направляясь обратно в Египет. Может, и впрямь хотела проверить: "Если он меня любит, то последует за мной". И, вопреки последующим уничижительным высказываниям римских историографов, Антоний, значимая высокопоставленная персона, вовсе не бросил немедленно дела, устремляясь "вслед за египетской кормой". Он благоразумно выждал несколько месяцев, а затем оставил служебные дела на помощников и последовал за Клеопатрой в Александрию. И там начался ничем не ограниченный разгул роскоши и наслаждений. Трудно сказать, что именно заставило Клеопатру организовать такую жизнь, — осознание, что именно подобный модус вивенди привлекает Антония, фамильная склонность к размаху пиров и празднеств или собственное желание хоть немного отдохнуть от борьбы за выживание, насладившись доступными радостями.
И начался период роскошной и воистину сладкой жизни в одном из прекраснейших городов тогдашнего цивилизованного мира. По утверждению Блона, "Александрия с ее портом, банками, памятниками, библиотекой во многом превосходит Рим. Это торговый и культурный центр мира. Клеопатра и ее возлюбленный — боги, власти и богатству которых нет границ. Их окружает двор льстецов, пытающихся предугадать их малейшие желания.
— Давай выберем себе, — сказала Клеопатра Антонию, — нескольких друзей, чьи поступки не сможет повторить никто в мире.
Их назвали Неподражаемыми, и история сохранила это имя. Каждый вечер дюжина привилегированных фаворитов и фавориток участвует в развлечениях Клеопатры и Антония".
Действительно, общество избранных было создано и получило греческое название "амиметобиой" — "Союз неподражаемых". Клеопатра присутствовала в нем на тех же правах, что и остальные спутники Антония, часто она даже переодевалась в мужскую одежду, чтобы участвовать в различных выездных гулянках и ночных похождениях. На какое-то время жизнь "неподражаемых" превратилась в бесконечную череду пиршеств, состязание в роскоши, изысканности и оригинальности. Плутарх утверждал, что слышал от собственного прадедушки такую историю: некий молодой человек, друг точильщика при доме Антония, войдя за ним следом как-то на кухню, обнаружил там "среди прочего изобилия… восемь кабанов, которых жарили разом, и удивился многолюдности предстоящего пира. Его знакомей засмеялся и ответил: "Гостей будет немного, человек двенадцать, но каждое блюдо надо подавать в тот миг, когда оно вкуснее всего, а пропустить этот миг проще простого". Поэтому повар, не зная точного часа, когда явится компания высокопоставленных прожигателей жизни, поставил жариться туши с определенным интервалом по времени, чтобы в любой момент можно было подать безупречно готовое жаркое к столу.