Клякса бифуркации

Тут же были арестованы двое подручных назначенца Погребинского и, трое из четверых начальников силовых структур. Начальника невоенизированной охраны Ардатовского сектора НКПС, я трогать не стал: во-первых – он самый безвредный, во-вторых – находится в столице одноимённого уезда, где имеется своя «мафия».

Ладно, мне и этих троих хватит для громкого процесса.

Двоих подручных покойного, методом систематического избиения пытавших Васильцева и Купцова и, лично причастных к убийству двух бойцов «Вагнера» – ознакомившись с личными делами, решил до судебного процесса не допускать.

Нет, вовсе не из чувства мести… Вернее, не только из-за него.

Они мужики жизнью тёртые, «правильного происхождения», воевавшие за народную власть, заслуженные члены партии и так далее. Характером, по-крестьянски быковато-быдловатые и, на «сотрудничество» со следствием не пойдут. Поэтому, не допрашивая (у меня имеются подделки их корявого почерка с нужными показаниями) запер их в камере, а при этапировании в Нижний…

Всякое может случиться на этапе этапирования.

Трёх же «экс-начальников» – имевших «белые пятна» в биографии, не особенно утруждаясь, чисто методом психологического давления – раскрутил на «чистосердечное»:

– Свалите всю вину на Погребинского и покойного Начальника волостного отдела НКВД – отделаетесь максимум «червонцем» на рыло. А там, через год-другой – амнистия приуроченная ко Дню взятия Бастилии двадцатью шестью бакинскими комиссарами и, вы на воле и при собственных бабах.

Но наиболее убедительной была альтернатива:

– Если не договоримся – сделаю всё, чтоб вас ещё в камере – уголовники шконку грызть заставили и затем в параше утопили. Есть у меня кое-какие подвязки среди блатных. Так чё, граждане? Будем соображать конструктивно или быковать?

Люди интеллигентные, враз всё поняли правильно!

После этого, начались задержания рядовых участников контрреволюционного заговора из числа местной «шелупони». Практически все представители доморощенного «Союза воинствующих безбожников» очутились на нарах, по соседству с несколькими «ленинскими призывниками», во главе с Федькой. Последнего, при задержании – наши комсомольцы несколько раз уронили с грузовика, разбив голову и сломав обе руки.

Ничего, главное что жив остался!

В тюремной больничке вылечат и расстреляют уже здоровым.

Увы, но посадить всех без исключения «призывников» – что очень хотелось сделать, я не мог… Ограничился только самыми радикально настроенными из них, уже успевшими изрядно поднадоесть своим же. Тут же провели блиц-партсобрание и большинством перепуганных происходящим голосов, их исключили из Всесоюзной коммунистической партии (большевиков).

По существующему закону, семьи причастных к контрреволюционной деятельности – подлежат выселению в места более отдалённые и, по решению судью и Волостного Совета народных депутатов – процесс уже пошёл. Двадцать с чем-то человек «заговорщиков» – потянули за собой свыше трёхсот «ссыльных поселенцев», которых уже начали «упаковывать» – сгоняя с самим минимумом личных вещей в Ульяновский исправительно-трудовой лагерь. Перекантуются там с недельку-две, потом в спецэшелон и на спецпоселение куда-нибудь в тайгу.

Суров закон, но это – закон!

И это на порядок лучше, чем полное беззаконие – творящиеся в годы Гражданской войны. Исстрадавшийся за время последней народ, это прекрасно понимает и вполне одобряет такой порядок вещей.

В данном случае, я тоже на стороне такого закона: в провинции – всё ещё сильны родственно-кланновые традиции, а мне в Ульяновске «неуловимые мстители» не нужны.

* * *

Наконец всё более-менее разгребя, кинулся со всех ног домой (автомобиль отдал для продолжавшихся оперативно-следственных мероприятий) – благо он недалеко от Управления и, как раз нарвался на выселение семьи «Гражданина начальника».

Очень неприятное зрелище, скажу вам…

Двое зарёванных детей до пяти лет, уже охрипших от плача и лишь жалобно скуливших… Женщина с огромным животом, с распущенными волосами и обезображенным горем лицом, ползала на коленях среди валяющего в осенней грязи домашнего барахла и выла как издыхающая волчица, изредка вопрошая:

– За что? За что?

Чужаки!

Никого сочувствия к ним, лишь усмешки и оскорбления в их адрес… Лучше Александра Сергеевича не скажешь:

«Ужасный век,Ужасные сердца!».

Не стал вмешиваться – всех не пережалеешь, нашёл в тайном месте ключи от Храма и стараясь сделать это незаметно, пробрался в свой хрон. На ощупь (электричество отключили сразу после закрытия) проверив целостность своего компьютера, выгреб в карман все иновременные лекарства из ящика – на месте разберёмся и, также рысью побежал в волостную больницу.

Слава Богу, успел!

– Как он, Михаил Ефремович?

Доктор Ракушкин, пряча глаза:

– Очень тяжёл. Сильные боли… Всё какого-то ангела зовёт, должно быть бредит.

Красноречиво молчу и тот, как будто насилу выталкивая слова:

– Вот-вот представится… До вечера, в любом случае не доживёт.

Отец Фёдор лежит в отдельной палате.

Ну и вид – краше только… Ему было так больно, что он меня не узнал.

Что делать?

– Оставьте нас наедине!