Клякса бифуркации

Делаю, что могу и надеюсь – хуже не будет. Вколол ему свои «стариковские» – что мне были прописаны, для тех случаев – когда конкретно «прижимало»… Сразу тройную дозу.

Через минуту-другую порозовел чуток и, открыв глаза узнал меня:

– Ангел…

– Аз езмь.

– Ты вернулся… Я ждал, я не мог умереть, не узнав…

Едва смог выдавить хрипло:

– Спрашивай что хочешь, человече.

Высохшей до костей холодной рукой взяв мою, ища измученным взглядом мой:

– Ангел, мне страшно… Нет, не смерти боюсь, не подумай… Вдруг они правы и «там» ничего нет? Пустота и космический холод… Существует ли у человека бессмертная душа? Иль, мы бездушны как камни? Рай или ад? Они существуют? Где я окажусь? Скажи – уже можно, никто не узнает.

Не пряча глаза, начинаю врать:

– Душа, так же материальна – как и всё остальное и, она бессмертна – как бессмертна и вечна материя, переходящая из одного состояния в другое. Рай или ад – мы сами себе создаём и, причём ещё в земной жизни. «Там» же, такого понятия не существует и, каждая «отлетевшая» в другое измерение душа – соединяется с другими в один огромный мир – в котором нет на злобы, не зависти, ни жестокости…

Вижу горящие глаза, как искры из-под пепла ночного костра:

– Увижу ли я своего сына Серафима и супругу Прасковью Евдокимовну? Батюшку, мою матушку…?

– Обязательно увидишь, хотя это может произойти самым необычным образом…

Я, по месту интерпретирую, пересказывал Отцу Фёдору голливудский фильм «Куда приводят мечты» и, он даже стал улыбаться – как вдруг…

Как вдруг его не стало.

Закрыв ему глаза и поправив свесившуюся со смертного одра руку, посидев минут пять рядом, выхожу из палаты и не поднимая головы:

– Хороните без меня, я уже попрощался.

– Мы понимаем, Серафим Фёдорович… Сделаем всё как положено, не беспокойтесь.

Действительно, чувствую себя потерявшим самого дорогого человека, более того – как будто, мне отсекли с болью и кровью часть самого себя. Этому человеку, в своей новой жизни – я обязан буквально всем, как своим родителям в «той». Страшно даже представить, что было бы со мной – если бы он не принял меня, дав мне имя своего сына – без вести пропавшего в польском концлагере.

Жив и при деньгах буду…

Последнее с себя продам!

Но обязательно памятник мраморный у скульптора закажу: православный крест и скорбящий ангел, подле него…

* * *

Контракт с тремя немцами-телохранителями закончился: устраняя все возникающие угрозы для моей «священной тушки» – они в целостности и сохранности сопроводили меня до Ульяновска.

Подписав бумагу, по которой они через «Межрабпом» получат крупное вознаграждение в Германии, предлагаю им следующий контракт.

За время нашего путешествия я с этой «троицей» хорошенько познакомился и, достаточно хорошо изучил их биографии. Ганс и Франц – недоучившиеся студенты, которые с началом Великой войны добровольно пошли на фронт и, будучи неоднократно ранеными, пройдя сущий ад этой «мясорубки» – дослужились до офицерских званий. Первый из них перед окончанием войны, например, командовал ротой штурмового батальона. Второй – штурмовой группой.

«Тактика небольших групп» – самое слабое место Красной армии, по унаследованной привычке от Императорской – умеющей воевать только массированным натиском кое-как вооружённых и обученных толп вчерашних крестьян-мужиков. Даже заимев танки, командиры РККА не изменив обычаю – посылали их в бой слабоуправляемыми стальными табунами.

Весьма заманчиво было бы, чтоб немцы натаскали в подобной тактике «футболистов» Саньки да Ваньки. Я накоротке познакомил их с Борщёвым (Слащёвым) и те, как будто подтверждая народную поговорку – «рыбак рыбака видит издалека», с ним моментально снюхались

Языковых проблем быть не может: Яков Александрович знает немецкий не хуже русского и напомню – официально работает в Ульяновской школе второй ступени (средней) учителем математики и, одновременно – преподаёт язык Гёте, Шиллера и Геббельса. Наши будущие командиры, как язык наиболее вероятного противника – тоже усердно штудируют дойчемову, установив даже дни немецкого языка – вторник и пятницу – когда меж собой общаются только на нём.

Особенно усердствуют, что касается допроса военнопленных. Взятого на учениях «языка» из конкурирующей «футбольной команды» – допрашивали только на немецком и, причём довольно жёстко – почти «по-настоящему».

Присутствовал как-то раз на таком, ещё этим летом:

– Wo ist deine Artilleriebatterie? Antworte mir, du Rohling, bevor du deine Eier schießt!

– Ich werde dir nichts sagen, fick dich!

Отведя в сторонку «наставника», спрашиваю:

– Яша, о чём это они с такой экспрессией шпрехают?

Тот, охотно объясняет:

– Один молодой человек предлагает другому рассказать, где находится артиллерийская батарея – в противном случае, обещая лишить его способности любить женщин и иметь детей. Тот, отказывается совершать этот позорящий военнослужащего поступок, предлагая «любопытствующему» совершить пешую прогулку в некий «вонючий тоннель»…

Враз охреневаю:

– В жоппу, что ли? Ты чему детей учишь?

Тем временем, допрос продолжился, плавно перейдя с военных секретов на личности на личности: