Клятва на верность

Прошли ноябрьские праздники, до выборов в Государственную думу оставалось несколько недель, и сейчас Варяг ехал в Свиблово на один из митингов, где должны были выступать его сторонники и агитаторы, и с интересом смотрел из окна институтской «Волги» на суетящуюся, гомонящую, возбужденную Москву. Непривычному человеку, думал Варяг, могло бы показаться, что серая рутина будней, так надоевшая советскому человеку, вдруг провалилась в тартарары и заря свободы озарила горизонт, воодушевив новых российских граждан, пробудив в них надежды, светлые ожидания, готовность бросить постылую работу и всем сообща кинуться куда-нибудь в бой или на митинг или не отрываться от телевизора, откуда вещали новые политики-демократы, Кашпировские и алланы чумаки, евтушенки с политическими стихами-экспромтами и прочие оракулы, явившиеся из небытия борцы за права отдельно взятого человека. Варяг усмехался своим мыслям. Ему было смешно еще и потому, что лучше, чем кто-либо другой, он понимал: перемены никогда не ведут к лучшему, а революции делаются для того, чтобы кучка победителей получила власть и блага кучки побежденных…

Ближе к месту митинга Варяг отпустил машину и пошел пешком. Город бурлил, и, если бы не наблюдавшаяся повсеместно и у всех веселая решимость, а также озлобленная готовность схватить лом и что-нибудь ринуться крушить, могло бы все сойти за майскую демонстрацию. Пьяных вот было не так уж много, не до пьянства стало теперь, можно было спьяна что-то и упустить интересное.

Варяг теперь всюду обращал внимание на предвыборные плакаты кандидатов в депутаты. Сейчас с одобрением отметил, что лишь его плакатное лицо в ряду иных представительных физиономий оставалось без надписей и царапин. Мужики Ангела, вероятно, пристально следят за порядком. Или вовремя заменяют попорченный лик, или надежно охраняют. А может быть, Владислава Щербатова и впрямь так сильно полюбил обыватель, вновь ухмыльнулся Варяг и стал читать набранный крупным шрифтом текст предвыборной программы и те обещания, без которых не может обойтись ни одна предвыборная канитель. «Рабочие места всем, кто хочет работать… Пенсии всем, кто свое отработал… Жилье… Зарплата…» Обычный треп. Не хуже, чем у других. Главное, формальности все соблюдены.

Но не только. Основную ставку Варяг и его политические советники делали на материальную заинтересованность конкретных граждан. Старикам-пенсионерам на митингах и встречах с избирателями постоянно раздавали продуктовые наборы. А всем, кто обещал голосовать за него, совали конверты с тугими пачками обесцененных рублей. Но все — и работяги с АЗЛК, и студенты из МГТУ, и особенно пенсионеры, получая от «избирательного штаба Владислава Щербатова единовременное пособие в размере своей месячной пенсии, смотрели на него такими глазами, какими истинно верующий мог бы взирать на явившегося ему из облака Спасителя.

— Милый ты наш, заботливый, — шепелявили беззубые рты, — вот за тебя мы и будем голосовать, никто нам не нужен, все нас обманывают, только что по миру не ходим. Совсем жизни не стало. И помереть страшно. Гробовые отобрали… Все погорело на сберкнижках… Одной только мыслью и тешимся, может, добрые люди сжалятся…

Все в новой России оказалось завязано на деньгах. Варягу прежде было и так это ясно, но применительно к выборам — лишь в теории. Сейчас он убеждался на практике, что голосовать народ был готов лишь за тех, кто имел больше бабок, а значит, мог больше выложить на свою агитацию. Точно так же и победить был обречен лишь тот, кто мог сорить бабками без счета.

Да, думал он, бабок нужно море, море… Тут и одного воровского общака не хватит. Да что общак — надо вообще с общаком по-другому работать, не так, как раньше. Хватит хранить его по сундукам на дачах у смотрящих да по зонам пускать на грев. Общаковские деньги надо вкладывать, вкладывать в бизнес, чтобы потом собирать урожай сам-пят… Но это дело будущего. А пока надо митинговать…

Вот и сам митинг. Народу, как говорится, яблоку негде упасть. Затерявшись в толпе и, естественно, никем не узнанный, Варяг пробирался вперед к трибуне. И удивлялся этому стремлению людей кучковаться. Для чего? Ожидание светлого будущего, которое кто-то посторонний предоставит на блюдечке с голубой каемочкой? Или принципиальное недоверие к собственным силам? Стадо, ожидающее своего козла? Почему сами они не хотят подняться? Как он, Варяг? Кто мешает, кроме них самих?

Своих соперников он знал, был с ними знаком, но не считал, что они составят ему серьезную конкуренцию. До выборов осталась всего неделя, но симпатии избирателей, судя по всему, склонялись в его сторону. Варят становился известен, и странно, это ему льстило, вопреки всему. Он, конечно, понимал, что Владислав Щербатов и создан для того, чтобы быть публичным человеком, но — волчья натура вора инстинктивно сопротивлялась этой публичности.