Клятва на верность

Георгий Якулов по кличке Гоша был тутошний ветеран, сидел уже седьмой год. Если бы не странные, мерные, бархатистые, совершенно без белков глаза, в этом мужике, с волосами цвета прелой соломы, не было ничего, привлекающего взгляд; так, обычный баклан, получивший срок за драку в родной рязанской деревне. Кровей в нем, конечно, намешано было много, влились и рязанские. Но основная масть шла от деда — цыганского барона, передавшего внуку дар овладевать волей других. Сам барон пользовался своей силой осторожно, по мере необходимости, в основном на женщин, которые, по рассказам Гоши, крутились вокруг него до самой смерти. Да и за гробом шли, надрывно воя от горя невыносимой утраты.

Гоша же был другой. Легкий был человек. Бурлила, правда, в нем стихийная сила, бросала из стороны в сторону, заставляла делать глупости, привела и за решетку. Но в одном цыганская его кровь сказывалась: не желал он ничьей воли над собой, кроме собственной. И умел он эту свою волю навязывать другим — благодаря особому взгляду, который вперял в окружающих. Словом, был у него изумительный дар гипнотизера. Когда же о его чудесных способностях стало известно на зоне, попытались урки приручить такой ценный кадр, сулили воровскую корону, даже пытались ему пером пригрозить. Но Гоша отказывался; в этом он был стоек. Там, где власть, там и обязанности. «Зачем мне добровольный хомут на шею?»

И как Варяг появился в этой зоне, Гоша сразу его сам нашел. С Варягом у него состоялся откровенный разговор. Сначала Владислав хотел понять, стоит ли опасаться Гошу: мужика с таким сильным даром рядом терпеть было стремно. Варяг думал, что в случае, если его подозрения подтвердятся и Гоша окажется потенциально опасным, его надо будет немедленно убрать. Но Гоша его убедил, что от него ждать неприятностей не стоит. И верно, в нужные моменты Гоша всегда мог уважить смотрящего, выполнить его просьбу, вроде нынешней, с приезжими зэками.

Хотя иной раз, когда Владислав думал об этом цыганском, так похожем на русского парне, закрадывалась мысль, что тогда, после первого с ним разговора, решение оставить того в покое было, возможно, принято не без воли самого цыгана. Но на Гошу только и мог Варяг опираться. И в предстоящие дни с ним намеревался скумекать план действий.

…Неделю спустя худшие ожидания стали сбываться. Прибыла большая группа зэков, которых разместили в карантинный барак. Варяг не ожидал, что в первую же ночь может что-нибудь произойти, но на всякий случай предупредил братву, чтобы все были настороже. Многие сумели вооружиться заточками. Последние дни вообще в лагере что-то изменилось, появилось ощущение вседозволенности. Но, не желая пускать дело на самотек, Варяг взял Гошу, нескольких «быков» и отправился в карантинный барак.

Уже стемнело, погода в эти дни стояла ясная, морозная. Снег скрипел под ногами, прожекторы с вышек освещали периметр зоны, обнесенный колючей проволокой, а сверху, соперничая с электричеством, ярко сияла полная луна, перебивая своим холодным светом искусственный.

Подошли к бараку. Дверь была закрыта. «Быки» стали бить ногами в дверь, заорали, чтобы открывали, так как с ними, мол, смотрящий зоны.

Из барака выкрикнули, что у них свой пахан и плевать им на здешнего смотрящего. Дверь, однако, открыли. Высунулось несколько рыл, повели себя сначала вызывающе, но когда Варяг с «быками» попер на них, стушевались, пропустили.

Варяга и Гошу, который за его спиной на рожон не лез, с двух сторон прикрывали «быки». Войдя внутрь, смотрящий мгновенно оценил ситуацию: обитатели барака уже были на взводе, нагло, с надрывом ерничали — ждали сигнала, чтобы сорваться и начать рвать всех подряд или на кого укажут.

— Я за вора! — веско и властно выдохнул Варяг. Но так сказал, чтобы всем, в дальних рядах тоже, было слышно. — Я смотрящий зоны. Пришел за жизнь потолковать. Кто ваш пахан?

Вышел вперед худой, жилистый, высокий, но какой-то драный, словно не раз его рвали волки, не догрызли. Покачивая плечами, поминутно мелко оглядываясь на своих, процедил вызывающе:

— О чем с тобой нам говорить, пацан? Зону ты распустил, мужики у тебя что хотят, то и делают…

— Ты мужиков не тронь! — высунулся Гоша, сверкнул черным жгучим глазом, но был осажен Варягом.

— А это кто такой борзый? — немедленно переключился на Гошу вертлявый.

Но все же сели за стол в конце концов. С одной стороны Владислав со своими людьми, с другой — пахан прибывших. Варяг громко, чтобы все слышали, сказал, что новеньким нет нужды базар разводить, базар выгоден только хозяину, куму и вертухаям. Блатарям следует жить в мире, а ежели кто против, то ножичков и в зоне навалом, строптивых порежут живо.

Переждал угрожающий гул и рассудительно пояснил:

— Вас тут сотни две наберется, не больше, а нас тысячи две. Считать умеете? И хозяину вы сегодня нужны, а завтра он же вам наступит на хвост.

— А ты нас не пугай, мы и так пуганые, — зловеще зашипел пахан. Глаза его сузились, кривые длинные зубы оскалил.