Клятва на верность

— Братва! — не обращая на него внимания, громко произнес Варяг, указывая на тусклую лампочку вверху, — Что-то у вас темно, переноски нет? А ну-ка кто-нибудь быстрый пусть сбегает.

Все-таки принесли и, как Варяг и ожидал, направили прямо на них. Все были готовы к чему-то, не знали еще к чему, но ожидали лишь сигнала. Главное, стронуться с места, нужен был повод — обида, оскорбление, взрыв возмущения, неважно с какой стороны.

Варяг оглянулся: Гоша рядом пристальным взглядом обводил толпу перед собой. Чувствовалось, как напряжение, овладевшее всеми, достигло в Гоше своего апогея: он словно аккумулировал общую энергию, преобразовывал ее в себе и сам был готов ударить разрядом. Варяг это почувствовал и замолчал. Невольно отодвинулся от Гоши, показался тот ему сейчас чем-то чуждым, непонятным, как тень оборотня в подлунных дебрях.

— Так что будем делать с этими хлюстами?..

Пахан новоприбывших недоговорил, запнулся, словно бы его остановил кто-то незримый, властный. И в эту паузу сразу вклинился голос… голос Гоши, с заметным усилием произносивший:

— Братва! Вас хотят подставить и натравить на своих же братьев. Наш враг — вертухаи и хозяин. Сейчас, пока они не ожидают… всем вместе надо напасть… пустить им красные платочки…

Свет переноски, оскорбительно направленный им в лица, ярко освещал окаменевшее лицо Гоши. Черные его глаза, в которых почти отсутствовали белки, горели невозможно ярко. Тишина была такая, что слышно стало, как кто-то громко сглотнул. Вдруг не выдержал пахан, на которого общее оцепенение подействовало слабее, чем на других. С усилием, словно выдираясь из невидимых пут, он открыл рот, но в этот момент Гоша сам прервал паузу, с силой, вкладывая в слова все овладевшее сейчас им нечеловеческое напряжение, выдохнул:

— Братва! Либо вертухаи, либо мы! Пустим кровь кумам и хозяину. Докажем, кто здесь хозяин!

И сразу отпустил, порвал те нити, которые только что крепко-накрепко связывали его со всеми, кто сидел напротив. Даже Варяг почувствовал воодушевление и дикую радость от предстоящей битвы с солдатней, с врагами!.. Быки рядом зашевелились.

И только сидевший напротив пахан ссученных скалил желтые кривые зубы, оглядывался, словно волк в западне, только что зубами не щелкал. Не понимал, что происходит, не настиг его удар энергетического посыла, которым Гоша хлестнул по разгоряченным зэкам.

Сейчас Гоша выглядел усталым, лицо посерело, кожа обвисла, постарел на глазах.

— Да что это такое!.. — негодуя, закричал пахан. — Ах, гады!

Не обращая на него внимания, Варяг встал. Зашевелились и «быки», нехотя поднимаясь. По знаку Варяга подхватили Гошу под локти и пошли к выходу. Их никто не остановил, все испытующе смотрели на своего пахана, друг на друга… Потом кто-то выкрикнул:

— А что, пацаны, пустим им кровь! Сейчас они не ожидают.

— Верно, братва! Они думают, что мы на друганов кинемся, а мы на них!

— Вот потеха! — тонко и пронзительно засмеялся кто-то.

Уже выходя из барака ссученных, в начавшемся шуме Варяг услышал ошеломленный крик пахана:

— Да вы, пидоры гнойные, спятили?! Да вы что?!.. Да я вас сейчас урою!..

Но уже чувствовалось, пахана никто не слушал. Крики его потонули во все более усиливавшемся шуме голосов, надрывных, яростных, жаждущих крови….

«Сегодня будет потеха, — подумал Варяг. — Праздничек, только держись!»

Глава 17

Сержант не дозвонился никому. Он бросил бесполезный мобильник на сиденье рядом и громко выматерился. Когда надо, этих козлов вечно не найдешь. То они, блин, на рыбалке, то на охоте, то на кипрском пляже… Когда они работают, мать их… Чижевский тоже, блин, начальничек хренов. «Поднимай моих ребят» — а где они, твои ребята?!

Но каково же было удивление Степана, когда он, свернув с Ленинградки к госпиталю Главспецстроя, через мгновение тормознул позади старенькой запыленной «Волги» с распахнутыми дверцами, выскочил из «хонды» и столкнулся нос к носу с Фаридом Усмановым…

— Ну где тебя носит? — недовольно буркнул Усманов. — Валерьяныч уже все копыта оттоптал… Где Юрьев, где Юрьев… Ну и где ты был, Юрьев, скажи на милость?

В другой раз Сержант бы взбеленился, врезал бы этому наглому узбеку промеж рогов, но сейчас он пропустил ехидную колкость мимо ушей.