Клинок из черной стали

Ноги повисли в воздухе, петля врезалась в горло, факел горел так ярко, что пришлось закрыть слезящиеся глаза. Последнее, что она видела в своей жизни, – это горстка головорезов, которым несказанно повезло, когда она помиловала их, хотя и приказала высечь. София сосредоточилась на том, чтобы удержать предательские ноги от инстинктивных попыток опереться о мерзлую землю. К несчастью, уши она заткнуть не могла, и пока сознание не провалилось в темноту, она слышала резкие голоса, с каждым мгновением звучавшие все громче, пронзительные крики и шумные вздохи, а также грохот, треск, лязг и…

Она ударилась щекой об холодный пол и поняла, что последняя в ее жизни попытка обмануть судьбу тоже потерпела неудачу: эти грязные подонки отвязали или перерезали веревку, не дав пленнице повеситься по собственной воле. Факел погас, или это глаза ослепли, так что она лишь ощущала в темноте густое, влажное дыхание. Что-то мокрое прошуршало по волосам на затылке, а затем сдернуло ослабшую веревку с горла, и София, уже приготовившаяся к смерти, снова смогла вдохнуть. Воздух больше не был холодным, в нем ощущались теплые потоки и неприятный, но такой знакомый запах, что не мог принадлежать никому, кроме… собаки?

Когти заскребли по промерзшей земле за спиной у Софии, и мохнатая голова с жалобным подвыванием уткнулась ей в щеку. Она провела рукой по шерсти, и в то же мгновение наручники со щелчком раскрылись и упали с запястий. София почувствовала тепло под своей ладонью, а также выступающие ребра и грязную свалявшуюся шерсть. Она легонько потрепала пса по загривку и почесала за ушами. В ответ он лизнул шею шершавым языком, и София со стоном оттолкнула его от себя.

– Спасибо, дружище, – прохрипела она и медленно приняла сидячее положение.

Теперь она видела даже слишком хорошо; факел, что лежал у нее за спиной, снова загорелся. София устало – но с облегчением – прикрыла глаза, давая им привыкнуть к свету, слишком опустошенная, чтобы обратить внимание на маленькое колдовство. Нет, до глубины души ее потряс вид палатки. Вещи всех четверых неудавшихся убийц в беспорядке валялись по всему полу, но от самих смертных не осталось ничего, кроме грязных тряпок; даже металлические предметы Мордолиз или сломал, или покорежил.

Еще более жутко выглядел сам демон. Мордолиз был едва жив, София не видела его в таком состоянии с той самой ночи, когда связала. Жалкие остатки меха поредели и побелели, бледные волдыри и сочащаяся сукровицей короста проступали на голой коже…

– Ох, Мордик, – выдохнула София ослабевшим голосом, удрученная плачевным состоянием демона, но и счастливая.

Заслуженно или нет, но они снова вместе. Нежно проведя рукой по его большой голове, София спросила:

– Где ты пропадал, старый демон? И что с тобой приключилось?

Мордолиз радостно гавкнул; при всех своих болячках он выглядел почти таким же, как раньше. Затем демон вдруг начал отхаркиваться, словно случайно проглотил комок шерсти; на горле появилось небольшое вздутие. София одновременно забеспокоилась и скривилась от отвращения, но вспомнила, как в былые времена он проглатывал ценные трофеи, найденные на поле боя, приносил в раздутом животе и выплевывал хозяйке под ноги. Такой способ доставки портил все удовольствие от подарка, и у Софии по спине ползли мурашки, стоило ей только представить, как в этом поджаром теле умещаются целые пластины доспехов.

На этот раз Мордолиз выплюнул порядочный кусок металла, сверкнувший под слоем сероватой пены красным стеклом или драгоценным камнем. София присмотрелась и ахнула от изумления. Вещица была погнута и сплющена, словно по ней били кузнечным молотом, но женщина, когда-то носившая это украшение, не могла ни с чем его спутать. Накануне вечером, после допроса Хортрэпа, она разрешила Мордолизу взять любую награду, какую он только пожелает, при условии что это не навредит ни одному смертному на Звезде. И вот теперь он принес ей Сердоликовую корону багряной королевы.

Но как он ее раздобыл? И почему она так исковеркана? Может быть, с Индсорит что-то случилось? И если да, то не Мордолиз ли тому причиной? Возможно, возвращая хозяйке поврежденную корону, демон хотел сказать что-то важное, но, как всегда, только вызвал новые вопросы.

– Проклятье, – пробормотала София, трясущимися пальцами поднимая теплый, скользкий кусок металла, и задумчиво посмотрела на Мордолиза. – Похоже, у нас обоих был чертовски тяжелый день.

– Тяжелее некуда, – ответила принцесса Гын Джу, помогавшему ей размотать повязку на руке. Это было так прекрасно – остаться с ним наедине, хотя при взгляде на Мрачного, когда тот вместе с другими капитанами прощался с генералом после совета, она испытала приступ страстного желания. И чувство вины тоже, еще какой вины. – По правде говоря, я смутно помню, чем занималась весь этот дурацкий день. Сражаться проще, чем вести переговоры.

– Как ты поступишь с Софией, если она вернется в лагерь? – спросил Гын Джу и присвистнул, увидев свежие раны на руке принцессы.