Прижженные обрубки плоти, когда-то бывшие пальцами, потрескались и сочились сукровицей, и вся внутренняя сторона ладони превратилась в сплошной багровый синяк.
– Если предположить, что Сингх сказала правду и София действительно сбежала? – Чи Хён погладила здоровой рукой Мохнокрылку, которая очень забавно подтянулась к ее открытой ране, вцепившись когтями в окровавленный бинт. Отдыхавшая целый день в палатке после напряженной битвы, когда ей пришлось мужественно защищать хозяйку, Мохнокрылка выглядела теперь куда лучше, но ее черная шерсть все еще отливала болезненной желтизной. – Я пока не решила, что буду делать… Может, прикажу поймать ее и вернуть назад. Но… – Она зевнула. – Разберемся с этим завтра. Снежная ночь поможет ей немного остыть и успокоиться.
– Ты хочешь… казнить ее?
В голосе Гын Джу явно прозвучало огорчение, и Чи Хён, несмотря на всю свою усталость, насторожилась. Он и двух слов не сказал о своем путешествии с Софией через всю Звезду, притом что их появление сильно запутало ситуацию и вызвало самые худшие подозрения. Не стоит удивляться тому, что они, странствуя вместе не один месяц – пешком, верхом и на корабле, – немного сблизились.
– А тебе не кажется, что я обязана это сделать, после того как она едва не столкнула меня во Врата?
Чи Хён слишком вымоталась, чтобы сходить с ума из-за любого пустяка, даже такого, как замеченное на прекрасном лице своего любимого беспокойство о судьбе старой карги. Ну хорошо, пусть не прекрасном, но по крайней мере привлекательном… Чи Хён чувствовала себя совершенно разбитой, словно говяжья отбивная.
– Я… вовсе не говорю, что она не достойна наказания за предательство, но…
Гын Джу вдруг замолчал, и Чи Хён, проследив за его взглядом, увидела, как Мохнокрылка ползет по ее руке к культяпкам. Зверушка потянулась клювастой мордочкой к обрубкам пальцев, и Чи Хён едва не отдернула руку, когда синий язык лизнул рану. Это оказалось совсем не так мучительно, как она ожидала, наоборот, каждое прикосновение демонского языка облегчало боль. Оторвав взгляд от этого зрелища, Гын Джу склонился над столом, чтобы налить себе и Чи Хён по глотку торфогня. Он невзлюбил этот напиток еще в Хвабуне, попробовав разок-другой в домашнем баре Канг Хо, но потом, скитаясь по Звезде вместе с Софией, пристрастился к нему. Чи Хён задумалась: не тем ли седоволосая ведьма привлекла Гын Джу на свою сторону, что потакала его слабостям?
– Но как я должна поступить, Гын Джу? Как? Я не шучу, мне действительно нужно знать твое мнение. – Она вздрогнула, когда Мохнокрылка приподняла изогнутым клювом фалангу ее пальца. – По-твоему, надо сделать вид, будто ничего не произошло?
– Каждый может совершить ошибку, – заметил Гын Джу, и Чи Хён за приподнятой маской углядела, как зарделись его щеки. – И если она действительно раскаялась, то… Ой, прости!
Дрогнувшая рука не удержала фарфоровую чашу и выплеснула пахнущий дымом напиток прямо на грудь Чи Хён. Это был ее последний чистый халат, но она не огорчилась, лишь снова зевнула, когда Гын Джу, бормоча извинения, принялся торопливо тереть салфеткой. Это было головокружительное ощущение, и хотя Чи Хён до крайности обессилела как физически – из-за ранения, так и эмоционально – из-за жуков, проглоченных, чтобы унять боль, она ощутила знакомый зуд, когда Гын Джу осторожно склонился к ней и его маска колыхнулась от учащенного дыхания.
Чи Хён приблизила голову к его уху и прошептала:
– Гын Джу, если ты хочешь дотронуться до меня, не обязательно пускаться на такие изощренные хитрости.
Гын Джу замер, а она поцеловала его в мочку уха и потянулась здоровой рукой к завязкам халата, вздохнув с облегчением, когда Мохнокрылка оставила в покое ее рану. Только что Чи Хён чувствовала себя настолько измученной, что и думать не могла даже о простых ласках, не говоря уже о чем-то более энергичном, а сейчас снова хотела этого мужчину – ночью перед сражением у них был лучший секс в жизни, но Чи Хён уже мечтала о большем.