Когда она выскальзывает из своих покоев, чтобы пойти в сад, солнце уже давно закатилось за горы, а небо очистилось и потемнело. Стоя в одиночестве среди цветов, она вспоминает сестру, чего не делала уже несколько лет.
В последний раз она думала о ней три зимы назад, когда гонец принес ей весть о смерти матери. Она не нашла в себе слез.
– Как она умерла? – спросила она.
– Во сне, – ответил гонец, и Клитемнестра подавила в себе горький смешок. Ее мать, некогда охотница и воительница, умерла во сне от всего выпитого ею вина.
Такова судьба женщины: неважно, насколько она умна и блистательна – в конце концов ее раздавит, как жернова – зернышко. И что теперь осталось от Леды? Слухи, мифы. Женщина, которая возлегла с богом грома и молний; царица, которую силой взял лебедь; мать самой красивой женщины на свете. Но она значила гораздо больше.
Всю ночь Клитемнестра бродила по дворцу, оплакивая свою мать, которая рассказывала ей о лесных богах, о Рее и о том, как та шепчет в священных пещерах и кипарисовых рощах. Женщину, которая правила Спартой вместе с мужем, которая учила своих детей сражаться в гимнасии и порой будила дочерей среди ночи, чтобы тайком прогуляться в свете луны. Она держала их за руки и смешила до тех пор, пока глаза Елены не начинали светиться абсолютным счастьем.
Она не оплакивала ту Леду, которая отступила в сторону, пока ее муж сговаривался с Агамемноном. Та Леда умерла для нее уже давно.
Сейчас же она пытается представить свою сестру в Трое, в городе, где ее все ненавидят. Она отправила своих лучших разведчиков объехать всю Элладу и привезти любые вести о войне, но они ничего не сказали о Елене. Значит, сестра еще жива. Удивительно, но она находит в этом успокоение, хотя это знание отдает во рту горечью, похожей на пепел.
Елена жива, а Ифигении нет. Она потратила всю свою жизнь на то, чтобы защитить сестру, но это несправедливо.
Она закрывает глаза. Вот они вместе, детьми плавают в водах Еврота, их нагие тела плещутся в прозрачной воде, а руки крепко обхватывают друг друга. Всегда непросто решить, равноценны ли жизни. И к тому же – бессмысленно. Мертвые уже мертвы.
Она возвращается во дворец, оставляя свои мысли в саду. Ее страдания по судьбе дочери остаются парить в небе, точно бесконечная молитва.
27. Волчий оскал
Под палящим летним солнцем Клитемнестра следует за Электрой, они проходят меж палаток торговцев. Мимо снуют люди, их лица – бронзовые от загара, а кожа на руках растрескалась от работы. Какой-то мужчина нарезает свиные окорока, его топор и фартук выпачканы в свежей крови. Женщина подвешивает обезглавленных кур за лапы, темноволосая девочка раздает яблоки из большой корзины. Клитемнестра останавливается у лотка с диадемами, драгоценные камни сверкают так ослепительно, что кажется, будто солнечный свет льется именно из них. Украшения для знати. Торговец склоняет голову и приветствует их, глядя Клитемнестре под ноги: «Моя госпожа, – говорит он. – Царевна».
Электра проводит пальцами по тонкому золотому обручу для волос с подвесками в форме листьев. Он пойдет к ее бледной коже, думает Клитемнестра, но Электра устремляется дальше. Люди заполоняют улицы в поисках местечка под солнцем, точно ящерицы.
Клитемнестра вспоминает свою утреннюю беседу со старейшинами, то, как надменно и грубо они с ней говорили. Они настаивали на том, что Эгисфа нужно взять под стражу и держать его в заложниках до возвращения Агамемнона.
– И какой в этом будет толк? – спросила она. – У него не осталось семьи. Никто не заплатит за него выкуп.
– Тогда следует держать его в темнице, пока царь не решит, как с ним поступить.
–
Они не нашли, что ответить, и она с удовольствием отметила поражение, отразившееся в их взглядах.
– Ты считаешь предателя Эгисфа красивым? – спрашивает Электра, отрывая ее от размышлений. От солнца у нее раскраснелись щеки, она невозмутимо поглаживает собаку, словно только что задала самый невинный из вопросов.
– Я об этом не думала, – отвечает Клитемнестра. Это ложь. Вообще-то она задумывалась о том, чем же он так ее волнует, но так и не смогла найти ответ. – А ты?
Электра приподнимает платье, чтобы перешагнуть через рассыпанные на земле фрукты, которые кто-то оставил гнить.
– Я думаю, когда-то он был красивым. Сейчас он слишком сильно боится самого себя.
– А ты, значит, его совсем не боишься?
– Нет. Мне просто интересно, как такой человек мыслит. У него глаза как лед, они отгораживают тебя, не дают заглянуть глубже. – Клитемнестра улыбается про себя. Дочери, должно быть, невыносимо чувствовать себя отгороженной от чьих-то мыслей – ей, которая всегда вглядывается в лица людей, пытаясь разгадать их планы и побуждения.