Клитемнестра

Она сидит на троне своего мужа. На своем троне. Мегарон пуст, на пол из окон падает угасающий свет. В воздухе едва уловимо пахнет обновленными фресками и еле живыми угольками в очаге. Красные колонны похожи на языки пламени, вздымающиеся к расписному потолку. В зал забредают собаки, устраиваются у ее ног и обращают к ней морды, словно спрашивая: «Где он?»

– Он вернется, – говорит она собакам, и себе, и всему пустому мегарону. – Он всегда возвращается.

А если не вернется?

Однажды они были вместе в оружейной, чистили копья и стрелы. Снаружи дворик звенел от ударов деревянных мечей и смеха мальчишек. Она чувствовала такое умиротворение, которого не бывало ни в мегароне, где ей приходилось терпеть недоверие старейшин, ни в покоях, где она проводила ночи под тяжелым покровом скорби. Словно услышав ее мысли, Леон улыбнулся и прижал ее к себе. Она так и просидела в его объятиях, пока не настало время возвращаться во дворец, надев привычную маску безразличия.

Он знает, что я не могу его любить. Он знает, какая я, всегда знал, и всё же он меня оставил. Пусть же теперь он живет с этим выбором.

Она не чувствует ничего: ни печали, ни злости, одну лишь пустоту. Свет угасает, зал теряет все свои краски, но никто не приходит. Она сворачивается клубком на троне и проваливается в сон без сновидений.

Утром ее находит Электра, она спит, пристроившись на троне, как ребенок. Клитемнестра слышит быстрые шаги дочери и открывает глаза. Утро всё еще раннее. Она поворачивает голову направо, ожидая увидеть там Леона.

– Ты отослала Леона, – говорит Электра. В ее голосе гудит осуждение.

Клитемнестра садится и поправляет на себе кабанью шкуру, все ее суставы ноют. Должно быть, ночью прошел дождь: пахнет влажной землей, в окна струится мягкий, чистый свет.

– Леон сам решил уйти, – отвечает она.

Электра подходит ближе, в ее глазах искрится злость.

– Ты сама его оттолкнула. Ты выбрала предателя Эгисфа, и поэтому Леон ушел от нас.

Как занятно дочь подобрала слова, думает Клитемнестра. Не она ли спрашивала, считает ли мать Эгисфа красивым, и говорила, что ее восхищают сломленные люди? Когда Электра заговаривает снова, кажется, что она вот-вот сорвется.

– Леон был как отец и мне, и Хрисофемиде, и Оресту. Он заботился о нас, потому что любил тебя. – Электра делает паузу, чтобы перевести дыхание. – Ты знала, что он уйдет, если ты подпустишь к себе Эгисфа.

– Я не знала.

– Зачем он вообще тебе понадобился? – В ее голосе слышится обида. Теперь она похожа на хнычущего ребенка.

Неужели Электра сама хотела заполучить Эгисфа? Клитемнестре казалось, что интерес дочери к нему был не более чем прихотью, загадкой ее непостижимой натуры.

– Почему ты выбрала его и отослала Леона? – повторяет Электра.

– Я не хотела, чтобы Леон ушел.

– Тогда почему ты ему об этом не сказала?

– Царицы никогда не умоляют.

– Значит, его прогнала твоя гордыня?

Клитемнестра встает.

– Ты злишься, потому что хотела Эгисфа для себя?

Электра злобно прищуривается.

– Хотела, но я бы никогда не пошла на это, потому что понимаю, что к некоторым вещам лучше не притрагиваться, как и к некоторым людям. – Боль плещется в ее глазах, почти как живое существо. – Но ты всегда брала, что хотела, сколько я себя помню. Ты забрала себе внимание отца, любовь Ифигении, ты всё забрала.

– Ты думаешь, я жаждала внимания вашего отца? – отвечает Клитемнестра, чуть не срываясь на крик, всё ее тело ломит от гнева. – Чудовища, который убил моего мужа и забрал меня себе?

– А что насчет того, чего хотела я? – не уступает Электра. – Всё это ты тоже забрала. Преданность народа, уважение Ореста, обожание Леона.

Всего, что у меня есть, мне пришлось добиваться.

– Ты думаешь, это вызов? Состязание между мной и тобой?

– Да.

– Ты ничего не знаешь об этом, – говорит Клитемнестра, заостряя свои слова, как лезвия. – Ты не понимаешь, что такое настоящее состязание. Когда я была ребенком и жила в Спарте, мать била меня, если я проигрывала забег. Она унижала меня. Отец оставлял меня без еды. Жрица меня секла. Вот это испытания. Это сражения. А то, на что жалуешься ты, всего лишь детские прихоти, но ты уже не ребенок.

– Разве ты не понимаешь? Твое детство… В этом ты тоже победила. Ты побеждала в играх и соревнованиях, ты пережила побои, порки, ты охотилась и убила рысь! А что сделала я? Ничего. – Ярость исчезла с лица Электры, и на нем снова появилось пугающее хладнокровие. Клитемнестра делает глубокий вдох. Разговаривать с дочерью куда труднее, чем сражаться на поле боя, потому что ее следующее слово невозможно предугадать.