Клитемнестра

– Ты просто не замечаешь того, что делает особенной тебя, – говорит Клитемнестра. – Ты всё превращаешь в соревнование, но отказываешься признавать, что ты не такая, как я, и это хорошо. Твоя тетя Елена вела себя точно так же, когда мы были детьми. Однажды она сказала, что завидовала мне, потому что я всегда была в центре внимания. А ведь как человек она была намного лучше меня.

– Я не Елена. – Электра распрямляет плечи. Стоит твердо, как дерево, которое невозможно согнуть. – И я не Ифигения.

– Нет, ты не она.

Ифигения никогда не была завистливой или злой. Она была совершенно не такой, как все.

Электра таращится на нее, словно пытается пронзить ее череп и прочесть мысли, а затем произносит слова, которых Клитемнестра надеялась никогда не услышать:

– Порой мне кажется, ты бы хотела, чтобы я умерла, а Ифигения осталась жить.

Она выскакивает из мегарона во внутренний дворик. Стражники расступаются, чтобы дать ей дорогу, она всматривается в их лица, они кажутся ей уродливыми и перекошенными. Она проходит мимо стражей и мимо каменных грифонов, которые словно бы истекают кровью. Всё вокруг искажается и теряет форму: колонны превращаются в мечи, слуги – в диких зверей. Амфоры и корзины в их руках напоминают трупы.

Иногда мне кажется, ты бы хотела, чтобы я умерла, а Ифигения осталась жить.

Она добирается до комнаты Хрисофемиды. Эта часть дворца залита ярким светом, всё вокруг снова приобретает четкие очертания. Она хватается за грудь, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Хрисофемида еще в постели, спит, окруженная облаком волос, разметавшихся по подушке. У окна сидит Эйлин и полирует украшения. Заметив Клитемнестру, она встает.

– Вам нехорошо, – говорит она.

Клитемнестра знаком просит Эйлин сесть и сама усаживается рядом. Эйлин молча чистит камни, давая ей отдышаться, подносит каждый к свету, чтобы убедиться, что они сверкают, а если находит тусклую грань, осторожно проходит по камню мягкой тканью. Размеренное дыхание Хрисофемиды убаюкивает, точно колыбельная.

Иногда мне кажется, ты бы хотела, чтобы я умерла, а Ифигения осталась жить.

–  Моя дочь презирает меня, – говорит Клитемнестра.

Эйлин откладывает тиару и ткань в сторону и обращает на Клитемнестру сочувственный взгляд.

– Я уверена, она не произносила этих слов.

– Она использовала другие, куда хуже.

– Вы же знаете, какая она, – отвечает Эйлин, взяв госпожу за руку. – Она носит в своем сердце печаль, а потом выпускает ее ненавистью. Но она вас любит.

– Я так не думаю, Эйлин.

– Электра росла в тени. Ифигения была старше и лучше во всем, а Орест мальчик, – им доставалось всё внимание. Ей было трудно.

Клитемнестра отдергивает руку.

– Знаешь, что трудно? Потерять свое дитя. Я посвятила им всю свою жизнь. Я воспитала в них силу, я боролась, чтобы они знали, как нужно править. И в ответ я жду от них преданности.

– Электра потеряла сестру, – говорит Эйлин, беря в руки пару сережек. – Когда вы вернулись из Авлиды, она каждую ночь сидела под дверями ваших покоев и слушала, как вы рыдаете. Когда она уже не могла выносить эти звуки и порывалась что-то с собой сделать, к ней приходил Леон и не оставлял ее до самого утра. – По лицу Эйлин пробегает робкая печальная улыбка. – Пусть он и не ее отец, но она любила его.

Клитемнестра чувствует, что внутри нее как будто что-то прогнило.

– Он ушел, а я его не остановила.

– У вас не было выбора. Если бы вы остановили его, он бы остался здесь, ненавидя вас. Если бы вы побежали за ним, то опозорили бы себя.

Хрисофемида ворочается во сне. Солнце льется на нее, точно дождь золотого света. Когда в детстве Хрисофемида отказывалась спать, Клитемнестра выходила с ней на солнце, и девочка засыпала в мгновение ока. Она любила чувствовать на себе солнечное тепло.

– Временами я боюсь, что становлюсь той, кем пытаюсь казаться, – тихо произносит Клитемнестра. – Когда Леон ушел, я ничего не почувствовала.

Эйлин трясет головой:

– В ту ночь, когда вы впервые прибыли в Микены, вы спасли меня от порки. Помните? Может, и нет, но я никогда не забуду. Потом через несколько дней вы вошли в кухню и спросили, не хочу ли я прогуляться с вами по саду. Вы сказали: «Ты похожа на мою сестру». Вы вмешались, когда Агамемнон хотел затащить меня в свою постель. Вы давали мне травы, когда меня мучила лихорадка. Вы научили меня читать, чтобы я помогала вам считать припасы. Неужто тиран стал бы делать такое?

Эйлин снова касается своей госпожи. На этот раз Клитемнестра не отдергивает руку.

– Даже притворяясь жестокой, – говорит Эйлин, – вы всё равно лучше большинства людей.

Ночью она лежит без сна и разглядывает звездные вихри за окном.