Клитемнестра

– Когда мои дочери были маленькими, я рассказывала им историю об Артемиде и Актеоне. Ифигении она очень нравилась, так же, как нравилась когда-то моей сестре. Думаю, эта история дарила им чувство уверенности. Там была красивая женщина, не сдавшаяся на милость мужей, женщина, которая решила отомстить. Красота может стать проклятьем. Она ослепляет людей, толкает их на ужасные поступки. Когда Ифигения была еще девочкой, торговцы и гонцы называли ее богиней. Они глядели на нее так похотливо, что мне хотелось выцарапать им всем глаза. Но рядом со мной она была в безопасности. Никто не смел ее тронуть. Когда ей было пятнадцать, один мальчишка попытался надругаться над ней. Она огрела его камнем, а когда отец мальчишки пришел во дворец и потребовал справедливости, я его прогнала. Он должен был быть благодарен уже за то, что убрался живым.

Когда ее убили… – Она запинается, прикусывает губу так сильно, что во рту появляется привкус крови. – Когда мою дочь убили, я очень долго думала о том, какой ее запомнят. Хрупкой, ласковой, невинной девушкой, принесенной в жертву… Так о ней споют аэды [11]. Но она была совсем не такой. Она была неистовой, непокорной. Она хотела взять от этого мира всё. Она была подобна солнцу, а мой муж отнял ее у меня. И во имя чего? Он убил ее не из мести, тщеславия или алчности. Он убил ее ради одного дуновения ветерка.

Я слышала, как старейшины говорили о том проклятом дне. Они говорили так, будто Агамемнону пришлось делать трудный выбор. «Что ему оставалось? Он мог подчиниться воле богов или оставить свою армию умирать. Это была смерть во благо», – говорили они. Но всё это ложь. А правда в том, что моя дочь умерла напрасно.

Она отставляет кубок в сторону и заглядывает Эгисфу в глаза. Он не шевелится, его лицо исказила мрачная болезненная гримаса. Он тщательно взвешивает в уме каждое слово, перед тем как сказать:

– Ты говоришь о собственной жажде мести, а как же я? Как же мое отмщение?

Эгисф стискивает пальцы.

– Ты говоришь, что хочешь быть со мной и защищать меня, – говорит она, чувствуя, как ее захлестывает волнение и нетерпение. – Поэтому ты останешься во дворце. Когда мой муж вернется, ты спрячешься, пока я буду приветствовать его и его воинов. А потом ты поможешь мне убить того, кто повинен в смерти моей дочери.

32. Друзья и недруги

Деревья стоят в цвету, ветви отяжелели под каскадами белых и пурпурных цветов. Небо становится светлее, дни – длиннее. Но из Трои – никаких вестей.

Клитемнестра не находит себе места. Она не спит ночами, по утрам ее глаза опухают, в голове пульсирует. Сидя в мегароне и выслушивая прошения народа, она частенько поглядывает в окно, надеясь увидеть, как в горах загорится сигнальный огонь. Но день за днем пейзаж на горизонте остается неизменен: долина, залитая теплом и светом, и чистое небо над ней.

Орест тоже тревожится. По ночам к нему приходит всё больше и больше служанок, Клитемнестре это не нравится. Она не хочет, чтобы ее сын стал похож на Менелая и сделал свою жену несчастной из-за собственной глупости. Еще и Эгисф, похоже, беспокоит его своим присутствием. Временами за ужином Клитемнестра замечает, как сын смотрит на него с дерзким, задиристым видом. В такие моменты она вспоминает ребяческие кривляния Кастора, когда тот собирался что-нибудь выкинуть.

– Разве Гермиона еще не слишком юна, чтобы выходить замуж? – спрашивает однажды Хрисофемида. Они собрались в трапезной, факелы мерцают, как золотые цветы, и разливают повсюду свет. Хрисофемида ковыряет еду в тарелке, задумчиво сдвинув брови. Клитемнестра понимает ее беспокойство, ведь ее дочери столько же лет, сколько племяннице.

– Для спартанки, пожалуй, да, – отвечает она. – Но ты же знаешь, что в других городах девушки рано выходят замуж.

– Во всяком случае рядом с ней будет кто-то умудренный опытом, – замечает Электра, сверля брата взглядом. Ее глаза сверкают, как отполированное серебро. Орест смеется в ответ на подначивания сестры.

– Вы с лавагетами уже начали обмениваться трофеями? – не унимается Электра. – Я видела Кира с одной из новых служанок в переулке.

– Я никогда не опущусь до того, чтобы спать с женщиной, которая побывала в постели Кира, – с улыбкой отвечает Орест.

– Но ты сражаешься рядом с ним, – говорит Электра. – С человеком, который хотел надругаться над твоими сестрами. Ты думаешь, что он изменился, стал хорошим мужем?

– Электра, – тихо говорит Хрисофемида, но ее голос растворяется в тишине, гаснет, как последний дневной свет.

Электра отпивает вина, на ее губах остается чуть заметный пурпурный след.

– А что скажете вы, ваша милость? Люди способны меняться? – обращается она к Эгисфу.

Эгисф поднимает голову, словно удивленный тем, что она заговорила с ним.

– Однажды проявивший алчность всегда будет алчным, – тихо отвечает он.

– Занятно, что это сказали именно вы, – усмехается Орест. – Тогда вы точно согласитесь со мной, если я скажу: предавший однажды предаст и снова.