Клитемнестра

Кассандра глядит на жреца, размышляя, как его убить. Она вынашивала эту мысль с тех самых пор, когда данайцы принесли в жертву ее сестру. На свете не было никого прекраснее и лучше Поликсены. Глаза как драгоценный нефрит, кожа цвета оливкового масла, волосы, блестящие подобно натертой бронзе. И всё же кровожадный жрец отправил ее на смерть, чтобы все они смогли отплыть домой. Так Кассандра усвоила, что данайцам нельзя доверять ничего прекрасного и блистательного.

Воины остались в трапезной допивать вино, когда они с Калхасом ушли «помолиться богам». Она жаждала остаться с ним наедине с самого отплытия из Трои. Теперь они идут через сад в сторону храма, Калхас шагает бесшумно, словно сама его плоть уже начала истончаться. Кассандра старается не оступиться. Она выкрала нож из трапезной и теперь держит его во взмокшей ладони, боясь, как бы он не выскользнул на землю.

Они добираются до храма, Калхас входит внутрь. Кассандра останавливается на пороге, ее охватывает приступ тошноты. Она вспоминает прохладные колонны другого храма, за которые она так отчаянно хваталась, что на пальцах остались синяки; вспоминает, как ее крики отдавались повсюду эхом, точно плач пойманной в силки птицы, и боль, такую жуткую, что ей казалось, будто она вот-вот переломится надвое.

Аякс. Так звали мужа, который взял ее тогда. Ей рассказал об этом многоумный царь, когда они делили женщин между собой.

– Иди, помолись со мной, Кассандра, – доносится из храма голос Калхаса. Она ступает внутрь и опускается к ногам провидца. Он кладет руку ей на голову, как будто она собака, и закрывает глаза.

Мать всегда учила ее быть доброй, а бог говорил ей быть праведной. Но где они теперь? Ее мать Гекуба потеряла всё, что у нее было, а Аполлон перестал обращаться к Кассандре, с тех пор как над ней надругался Аякс. Она билась и кричала, но никто не пришел ей на помощь. Именно так все и поступают перед лицом злодеяния: отворачиваются. Никому не хватает смелости признать правду, даже богам.

Прости меня, мама. Прости меня, Аполлон.

Она никогда не причиняла никому вреда. Как это будет? Она уже собирается вытащить нож, когда слышит позади себя шаги. И оборачивается как раз вовремя, чтобы заметить, что перед ней стоит царица Микен.

Она задерживает дыхание, словно готовясь нырнуть под воду, и придвигается ближе к провидцу.

Жертва

Клитемнестра принюхивается к воздуху, прикрывая лицо. Воздух в храме влажный и резкий. Она не часто приходит сюда. Здешние пустота и безмолвие внушают ей отвращение – всё внутри напоминает склеп. У подножия большой статуи Геры молится Калхас. Троянская девушка, сгорбившись, сидит у его ног и глядит на нее во все глаза. В них мерцают какие-то странные огоньки, яркие и угрожающие.

– Уйди, – приказывает ей Клитемнестра. Девушка вскакивает и направляется к выходу, но Калхас даже не оборачивается. Клитемнестра разглядывает его затылок, похожий на треснувшее яйцо.

– Я знал, что вы придете, – говорит он.

– Вам сообщили об этом овечьи кишки?

Он оборачивается, его маленькие цепкие глазки впиваются в нее, точно крючок – в рыбу.

– Все эти долгие десять лет я молился за вас.

Он молился. Она едва сдерживается, чтобы не придушить его на месте. Мужи, подобные ему – изображающие из себя праведников, пока другие делают за них всю грязную работу, – всегда вызывали в ней ярость.

– Как великодушно с вашей стороны, – отвечает она.

Его губы кривятся в уродливой улыбке, взвешенной и продуманной, как все его действия.

– Ваших матери и отца уже нет. Вашего брата убили, а сестру похитили. И всё же вы здесь, царица самого могущественного города в Элладе, с армией верных вам мужей. Меня это восхищает.

Она подходит к нему ближе, легко ступая по мраморному полу. И почему все вокруг так стремятся напомнить ей о судьбе, постигшей ее семью? Должно быть, они полагают, что эти слова выбьют почву у нее из-под ног.

– Вы честолюбивая женщина, супруга безжалостного царя. Тщеславных людей, по моему опыту, очень быстро ожидает крах. Но не вас. У вас особый талант к выживанию.

Она подходит так близко, что уже может коснуться его.

– Как и у вас. Вот только мне приходилось бороться, а вы вились вокруг царей и нашептывали им на уши. Не героический путь, но вы делаете то, что приходится, лишь бы выжить.

Он склоняет голову и как будто впитывает в себя каждую ее черту.

– Все мы делаем, что можем, с тем, чем нас одарили боги. – Она вспоминает, как Одиссей однажды сказал нечто подобное, и чувствует болезненный укол где-то глубоко внутри, точно кто-то глубже вогнал старую занозу.

– Всё так. И как же вы распорядились тем, чем вас одарили боги? – Она делает паузу, но Калхас хранит молчание и не шевелится, как дикий зверь, учуявший опасность. – Вы приказываете зарезать невинную девочку, точно жертвенную козу. Кто-то назвал бы это ошибкой, но это не ошибка, ведь там, под Троей, вы отдали точно такой же приказ, только на этот раз в жертву принесли троянскую царевну Поликсену. Ведь это вы распорядились, не так ли? Какая отвага. Какое выдающееся применение божественного дара.