Ключ от незапертой двери

– Какие мемуары? – Василий захохотал. – «Записки врача», так их Вересаев и Чехов уже написали, чуть ли не сто лет назад. И Булгаков тоже отметился. Так что ничего нового я не создам, Маруська. Я во всем вторичен. Только для тебя я первый.

– Для меня ты единственный, – серьезно ответила Маруся.

– Я знаю. Солнышко ты мое, – это ласковое обращение заставило Марусю вскинуть на мужа глаза в немом изумлении. Обычно Василий был не щедр на ласку.

Разговор этот состоялся полгода назад, и прошедшие шесть месяцев стали самыми муторными и бессмысленными в его жизни. Он действительно много читал, смотрел по телевизору старые фильмы, бестолково брался помогать Марусе по хозяйству, которое так и не освоил, пытался пристраститься к рыбалке, но не понял ее тихой прелести, пробовал гулять по окрестностям, но начал быстро уставать, присаживаться на пригорки с быстро колотящимся сердцем и покрывшей лоб испариной. Именно в эти дни ему и начала сниться Анна, а за грудиной поселилась подлая змея.

От сегодняшнего сна он проснулся, тяжело дыша. Сердце стучало в груди, и с каждым ударом усиливалась боль, вызванная впрыском змеиного яда. Чтобы унять невыносимое жжение, Василий сел в постели. Стучала в окно рябина, нашептывая те же слова, что произнесла во сне Анна: «Ты здесь никому не нужен».

Боль становилась все сильнее, захватывая левую руку, переднюю часть шеи, спину, заставив застонать и закашляться. Схватив с прикроватной тумбочки баночку с нитроглицерином, он немеющими руками попытался достать пробку, но не смог. Тонкий тюбик выпал из рук, с глухим стуком ударился об пол и закатился под кровать.

То ли от этого стука, то ли от его стона проснулась Маруся, тревожно вскочила с постели, прошлепала босыми ногами до двери, у которой располагался выключатель. Щелк, и свет озарил комнату, отгоняя предутреннюю августовскую полутьму, обнажил разобранную кровать, сидящего в ней всклокоченного Васю, с болезненной гримасой на лице прижимающего руки к груди.

– Васенька, что? Тебе плохо? – спросила Маруся и метнулась к столу, на котором стоял стакан с водой.

– Очень сильно болит, – прошептал Василий и стал медленно опускаться на белоснежные подушки, уже переступив грань, отделяющую его от настоящего, в котором протягивала к нему руки Маруся, к прошлому, в котором, призывно улыбаясь, махала ему рукой с зажатым в ней красным шелковым платком в белый горох Анна Битнер.

Лилась на постель бесполезная уже вода, смешиваясь с горячим потоком Марусиных слез, но этого Василий Истомин больше не видел и не чувствовал.

Наши дни

До леса оказалось гораздо дальше, чем думала Василиса. С детства привычная к прогулкам на дальние расстояния – и грибы, и ягоды они с бабушкой Машей всегда заготавливали в «товарных» количествах, – она совершенно запыхалась к тому времени, когда впереди показался тот самый лесок, который она рассматривала в окно поезда.

Трава на лугах была некошена, а потому больно била по коленям и бедрам. Василиса чертыхалась, что вместо привычных джинсов надела шорты, впрочем, джинсы тоже вряд ли стали бы спасением – день стоял солнечный, поэтому в них было бы жарко.

Кроме того, с утра она подоила козу, и теперь с непривычки болели руки. С козой Василиса управлялась умело – с того момента, как ей исполнилось восемь, в их семье это стало только ее обязанностью. Однако последние несколько лет переехавшая в город бабушка Маша козу не держала, так что сказывалось отсутствие практики.

Сегодняшняя коза была соседская. За забором, отделяющим участок тети Ангелины от другого, с покосившимся и облезлым домом-развалюхой, она жалобно блеяла. Мычание и разбудило Васю, которая, спросонья долго щурясь на световую дорожку на полу, никак не могла взять в толк, где она находится. Комната вокруг, свет в окне, блеянье козы за окном возвращало ее в детство, но, помотав головой, Вася заставила себя вернуться в реальность.

Накинув халат и шлепки, она вышла из комнаты в кухню. Ангелины дома не было. На столе стоял накрытый чистым полотенцем завтрак: овсяная каша, пирог с луком и яйцом, стакан молока и вареное вкрутую яйцо, явно домашнее.

Быстро умывшись под рукомойником, Василиса присела к столу, предвкушая простой, но вкусный и сытный деревенский завтрак, когда блеянье за окном повторилось. Было оно еще более жалостным, так что Вася, с сожалением отложив надкушенный пирог, вышла на двор и приблизилась к забору. Коза была привязана к столбу, а из открытого настежь окна дома кто-то стонал, не менее жалобно, чем коза.

Забор из простого штакетника был невысоким. В детстве Вася лазала и не через такие, поэтому, лихо перемахнув через него, она оказалась на соседнем участке и подошла к окну.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – негромко спросила она.

– Есть, деточка. Есть, красавица, – по голосу Вася узнала вчерашнюю бабку-ворчунью Наталью. – Давление у меня, доченька. Встать не могу.

– А тонометр есть? – в Васе тут же проснулся врач.

– Да как не быть?

– Тогда я сейчас войду, измерю вам давление и окажу помощь, – решительно сказала Василиса. – Вы не бойтесь, тетя Наталья, я врач.