Ключ от незапертой двери

Никогда не плакавшая бабушка, скала, надежда и опора всей семьи, рыдала как малое дитя. Она уже обыскала весь дом, и огород, и баню, но сережка как сквозь землю провалилась. Вернувшаяся из школы Вася полюбовалась невиданной картиной – плачущей бабушкой Машей и застывшей над ней в полной растерянности мамой, – аккуратно сняла школьный ранец, в задумчивости постояла посредине горницы, а затем решительным шагом пересекла комнату, миновала узкий коридорчик, нырнула за печку и там, в тесном простенке, где на гвоздях висела бабушкина рабочая одежда, на полу нашла ту самую сережку, сиротливо блестевшую голубым камешком в тусклом луче света, лениво заглядывающем сюда из закутка, в котором спала бабушка.

– Как ты догадалась, что она там? – вопрошала ее разом успокоившаяся бабушка Маруся, но Василиса не могла этого объяснить. Картинка, представившаяся ей, когда она размышляла, где бабушка могла обронить сережку, была такой яркой, что Васе даже показалось, что она в кино, в которое они с мамой иногда выбирались в погореловский клуб.

По утрам бабушка обихаживала скотину и при этом надевала поверх обычной одежды старую холщовую рубаху, оставшуюся еще от ее старшего брата. Вернувшись, она всегда заходила за печь, где снимала рубаху и вешала на специальный гвоздик. Рубаха снималась через голову, видимо, краем горловины бабушка и зацепила сережку, не заметив этого.

– Ничего себе интуиция! – уважительно заметила Маруся, когда внучка рассказала ей о своих логических умозаключениях. С тех пор в их семье к Васиной интуиции было принято относиться с уважением.

Сейчас она просто знала, что ей нужно прочесать этот участок леса, поскольку здесь наверняка есть что-то важное. Не могло не быть, иначе зачем Вася ехала сюда за двести километров от дома? Она уже довольно сильно отдалилась от места убийства, где оставила свой рюкзачок, но продолжала шарить в траве, внутренне сердясь на себя за упорство.

У выступившего на поверхность земли толстого, кривого, жилистого елового корня, похожего на старика, скрюченного тяжелой болезнью, неожиданно что-то блеснуло. Едва сдерживая нетерпение, Вася руками разгребла траву, затаила дыхание перед неизбежным разочарованием, протянула руку и достала серебряную монету, потемневшую от времени, но довольно хорошо сохранившуюся.

Не веря своим глазам, она все смотрела и смотрела на эту монету, не в силах сдержать удивления. У бабушки Маруси была точно такая же. Рубль 1727 года, Петр Второй на аверсе, три короны на его груди. Вернее, когда Вася была маленькая, монет было десять. И именно это оставшееся от деда богатство и позволило маме и бабушке купить по однокомнатной квартире себе и Василисе. Каждая монета стоила четыреста тысяч рублей. Одну бабушка оставила на память о муже, категорически отказавшись продавать. Но и девяти хватило на две маленькие, но уютные квартирки, а также на простенький ремонт и нехитрую мебель.

Было это семь лет назад, когда Василиса оканчивала институт и должна была освободить студенческое общежитие. Последнюю монету бабушка берегла как зеницу ока. Завернутая в вату и упакованная в жестяную коробочку из-под индийского чая, она лежала в старом дедушкином фибровом чемодане, с которым он приехал в Константиновское. Там же хранилась фарфоровая кружка с голубыми незабудками, красный шелковый платок в крупный белый горох и старая фотография неизвестной Васе женщины, о которой бабушка говорила как-то уклончиво и поджав губы.

Переехав в город, бабушка привезла старый чемодан с собой. Вася голову могла отдать на отсечение, что, когда она в последний раз была у мамы, чемодан лежал на шкафу в прихожей. Их монета, непонятно называемая бабушкой «наследием Багратиона», была в целости и сохранности, но сейчас на Васиной ладони лежала точно такая же.

* * *

Как причудлива память!

Один только взгляд, брошенный на выцветшую фотографию, где бабушка ведет тебя, сердитую и насупленную, из «Детского мира», – и вот уже ты физически ощущаешь детское свое горькое разочарование от того, что купили тебе не вожделенную немецкую красавицу-куклу, а всего лишь бежевого плюшевого медведя.

Мало того, ты начинаешь чувствовать тот особенный, ни с чем не сравнимый запах, который стоял в этом волшебном магазине, куда ты в свои пять лет входила, затаив дыхание.