Ключ от незапертой двери

Вася судорожно сглотнула. Ее новый знакомый не делал ничего вызывающего или нескромного. Он просто купался, но это было настолько красиво и чувственно, что впервые за несколько лет Василиса ощутила некоторое томление внизу живота.

Вообще-то к сексу она относилась спокойно. Нет – и не надо. Год назад бабушка, в разговоре с которой Вася позволила себе удивиться данному обстоятельству, спокойно заметила, что в ее холодности нет ничего необычного.

– А вся порода наша такая. И я, и Аня, и ты, видать, в нас пошла. Нам для того, чтобы загореться, любить надо. А без любви только дым один, а ровного огня все равно из нас не высечь.

Сейчас Вася будто слышала тоненькое шипение подожженного бикфордова шнура. Незаметная глазу искра побежала по ее венам, но потухнет ли она от нечаянного ветерка или взорвется, разметав все вокруг, на этот вопрос пока ответа не было.

– Искупайся! – услышала она и снова перевела дыхание. Вальтер уже вышел из воды и, накинув на голову большое полотенце, извлеченное из недр все того же рюкзака, вытирался. Голос его из-под махровой ткани звучал приглушенно. – Вода – как парное молоко. Освежишься после сна, а то вечером спать не полезно. Голова заболит. Я уж разбудить тебя хотел, но ты так сладко посапывала, что не решился. Иди, искупнись.

Мысль о том, что он заходил в домик и смотрел на нее, спящую, тоже волновала. Василиса вдруг рассердилась на себя за подобные глупости, рывком стащила через голову сарафан и решительно пошла в теплую, ласково принимающую ее воду, благо, собираясь на остров, надела купальник еще дома.

Вальтер, прищурившись, смотрел ей вслед. У нее была ладная фигурка – тоненькая, но не худая, с достаточно крепкой попкой, упругой грудью размера эдак второго, тонкая длинная шея с трогательно спускающимися по ней завитками стриженых русых волос. Он не любил женские стрижки, ему всегда нравилось, когда волосы были длинными, тяжелыми, спускающимися ниже выступающих острых лопаток, но ей, он не мог этого не признать, стрижка шла, делая образ совершенным и законченным. Она была независимая, самостоятельная, выросшая в деревне девчонка, но при этом очень женственная и элегантная, с присущей очень немногим врожденной утонченностью не только черт, но и движений.

Глядя, как она идет к воде, аккуратно пробует ее ногой, не торопясь и не жеманясь, входит в реку, скрывается в ней по талию, ложится на воду и плывет, делая аккуратные взмахи и не поднимая брызг, он испытал эстетическое удовольствие, тут же перешедшее в непроизвольное желание. Он крякнул, вспомнив, что однажды уже видел ее купающейся. Она была похожа на русалку, чувствующую себя в своей стихии и ничуть не боящуюся воды. Внучка Василия Истомина действительно хорошо плавала, и Вальтеру отчего-то было приятно, что в копилке ее умений есть и это, в общем-то, привычное для деревенского человека.

Вдоволь наплававшись, Василиса переоделась в домике, натянула джинсы, закатала их к коленкам, и они быстро наловили целую гору раков, смеясь и отчаянно соревнуясь между собой.

Вечерело. Мягкий туман поднимался над рекой, отдающей накопленное за день тепло. Туман стелился вдоль берега, укутывая ноги. Василиса стала еще больше похожа на речную русалку. Было в ней что-то еще, неуловимое, вызывающее в памяти смутные воспоминания, но, как ни силился Вальтер, так и не мог поймать ускользающую мысль, кого же именно она ему напоминает.

Булькала вода в котелке, отчаянно краснели раки. Вальтер достал из реки отправленные туда охлаждаться бутылки с пивом.

– Я не пью пиво, – отчего-то виновато сообщила Василиса.

– Почему?

– Не люблю.

– Это хорошее пиво, – засмеялся он. – Нефильтрованное пшеничное. С раками – самое то. Попробуй, тебе понравится.

Ей действительно понравилось, и она с удивлением подумала, почему же не пила пиво раньше, а потом вспомнила. Вахтанг, как истинный грузин, признавал только красное вино, ну и чачу, конечно. А дома она всегда пила наливки, которые мастерски делала бабушка Маша. Некому было приучать ее к пиву, вот она и не привыкла.

Постепенно вступала в свои права ночь. Теплая и светлая, какой и положено быть ночи в конце июня. Раки были давно съедены, пиво выпито, но идти спать отчего-то не хотелось. Как и разговаривать. Василиса и Вальтер молча и расслабленно сидели на берегу и смотрели, как вдалеке, где сплетались в поцелуе жирафьи шеи проток, жадно пьет воду уставшее за день солнце.

Василиса пристально смотрела туда, вдаль, будто пыталась помочь солнцу утолить неизбывную жажду. Она выглядела такой же светлой, ясной, тихой и прозрачной, как обнимающая их за плечи ночь, и Вальтер вдруг понял, на кого она похожа.

– Знаешь, кто ты? – спросил он хрипло. – Ты родная сестра белой ночи.

– Кто? – изумленно спросила она и тут же вспомнила – «Туман баюкала вода и надвигались ваши очи, которых нет смелей и кротче. Сестра родная белой ночи, благодарю вас навсегда», – по памяти процитировала она. – Это Евтушенко, отличное стихотворение. Особенно когда на музыку положено и Сергей Никитин поет.