Ключевые 7 радикалов. Человек 2.0: как понять, принять, наладить взаимодействие

Феликс Эдмундович, увидев, какое яство сестра поставила на стол, посмотрел на неё своим жёстким, бросающим в дрожь, взглядом и мрачно спросил: «Откуда мука?» Сестра побледнела и потупилась, она уже понимала, чем для неё грозит обернуться её «кулинарный изыск». И не ошиблась. Дзержинский встал, взял со стола тарелку с оладьями и, со словами: «Я надрываюсь, жизни не щажу, чтобы уничтожить спекуляцию, а моя сестра поощряет спекулянтов, покупая у них муку!», вышвырнул оладьи в форточку и уехал голодным.

Что там оладьи! Через руки Ф.Э. Дзержинского прошли колоссальные материальные ценности, изымаемые советской властью у прежних хозяев (в т. ч. для того, чтобы решить продовольственную проблему в стране), астрономические суммы денег, редчайшие ювелирные изделия – реликвии мирового значения – и ни одна «полушка» не пристала к его рукам. «Себе ничего, всё – делу, которому служишь!» – вот девиз паранойялов.

Любопытно, что в исторических анекдотах определение «параноик» закрепилось за И.В. Сталиным, якобы после того, как его осмотрел известный врач-невролог профессор В.М. Бехтерев, который, делясь затем впечатлениями от осмотра пациента, якобы, в сердцах воскликнул: «Сухорукий параноик!»

Ну, во-первых, в отношении Сталина это слово часто употребляется в весьма распространённом значении, которое можно интерпретировать, как «сумасшедший», «психопат» – т. е. в том значении, от которого мы условились здесь отказаться.

Если рассуждать, исходя из предложенных нами критериев, то из руководителей советского государства паранойялом был скорее В.И. Ленин, чем Сталин. Ленин имел характерную цель переустройства общества в интересах всех (своеобразный паранойяльный альтруизм). Сталин же, под флагом социализма, выстраивал, как мне кажется, внеидеологическую общественную систему, основанную на единоличной власти. Он создавал огромную «стаю», в которой отводил себе роль вожака. Это эпилептоидное, а не паранойяльное поведение. Да, он делал это с паранойяльным упорством. В его характере, без сомнения, был этот радикал, но не на первом месте^[43].

Во-вторых, в анекдотец про «диагноз», продекларированный Бехтеревым, мало кто верит из серьёзных психиатров. Бехтерев – врач старой закалки, гуманист и интеллигент. Он ни за что бы не стал объявлять свои впечатления от осмотра пациента во всеуслышанье.

Да и воспитание врача осуществляется в том духе, что использование им диагноза, как ругательства, как оскорбления просто исключено.

Чем больше социальной ответственности и созидательной активности воплощает собой человек, тем охотнее он соглашается с пословицей: лес рубят – щепки летят.

Мы, бывает, побаиваемся эпилептоидов, наводящих вокруг себя железный порядок строгими, подчас – жестокими, мерами. Но не следует забывать, что страшен не сам порядок, гораздо страшнее цель, требующая для своего воплощения наведения жёсткого порядка. А достижение цели – прерогатива паранойялов.

Паранойял жаждет и добивается коренных преобразований во всём, за что ни возьмётся. Он глубоко копает. Во многих случаях это хорошо. Без этого мир застыл бы на месте и погиб.

Управление паранойяльным радикалом.

Сложно управлять тем, кто сам создан управлять другими – властно и непререкаемо. Однако управление – это развитие, прежде всего. Развивать необходимо всех, в том числе и паранойялов. И как-то умудряться жить рядом с ними. Поэтому предлагаю не уклоняться от установленной схемы исследования.

Обладатель паранойяльного радикала с детства отличается жаждой деятельности. Он, как губка, впитывает социально значимые идеи и пытается, сколько может, вкладывать свой труд, собственные усилия в их воплощение.

Если эпилептоид растёт (по крайней мере, до первого кризиса) «примерным мальчиком», старающимся во всём угодить старшим, найти достойное место среди сверстников и возвыситься над младшими, то паранойял предстаёт перед воспитателями спорщиком и бунтарём. Заражённый идеей, он готов сражаться за её торжество с любым противником. Важно, кто первым внедрит идею в его сознание. Ведь тот и станет для него наставником, другом, учителем, образцом для подражания на всю жизнь.

Для паранойяла, опять же, в отличие от эпилептоида, нет святости в кровных узах, в принадлежности к «своей стае». Если члены его семьи: родители, супруг (а), дети, братья и сёстры разделяют его идеологию, способствуют реализации его замыслов – он дорожит ими как соратниками. Если нет – легко, без терзаний и мук, отдаляется от них.

Паранойяльная бабушка любуется своими внуками, когда они «запоем» читают книги из её партийной библиотеки, сопровождают её на демонстрациях, а по ночам, таясь от полиции, расклеивают по городу листовки, которые она напечатала. Когда же внуки не хотят носить знамёна, а просят бабушку испечь им пирожки с вареньем, она теряет к ним любовь и интерес.