Долго двигаться не понадобилось — два десятка шагов (три удара плечами о стволы, одна протяжка длинной гибкой ветвью по глазам, одно спотыкание о заковыристый корень и две потери равновесия на сырой почве), и среди деревьев появились суетящиеся фигуры. Числом, к облегчению Хастреда, много менее двух десятков — скорее уж полдюжины. Чумп, идущий чуть впереди, резко остановился, воткнул перед собой свой пучок стрел, одну кинул на тетиву, отмахнул до плеча и быстро, не зацеливая, выпустил; тут же схватил и пустил вторую, третью, четвертую. Кто-то гневно завопил, потом вопль оборвался, словно его обрезали под корень опасной бритвой, зато завопили на несколько голосов другие действующие лица. Хастред миновал ущельника, держась чуть правее его сектора стрельбы, и вывалился на небольшую полянку, где собственно вершилась история.
Знакомый уже рыцарь, сэр Напукон, героически сражался с превосходящими силами противника. Доспех, при прошлой встрече отполированный до сияния, ныне покрылся царапинами, вмятинами и засечками, а также облип в паре мест прелой листвой, словно сэру довелось покувыркаться по земле. Собственно, никто не застрахован, удивительно только что встать ухитрился с таким грузом на плечах. Как Хастред и предполагал, бурная активность не пошла рыцарю на пользу — пот катился по его побагровевшему лицу водопадом, волосы облепили голову, дыхание рвалось из груди гулкое и бурлящее, как похлебка в котле. Напукон пятился, отмахиваясь длинным полуторным мечом практически вслепую, из последних сил; разбойники пытались взять его в кольцо, если бы не латы — давно бы завалили, просто пустив кровь и оставив ею истекать, но пока что все их тычки приходились в надежную сталь доспеха.
Чумп, как выяснилось, первым же выстрелом подбил, а вторым окончательно завалил одного из бандитов, который держался в сторонке и взводил самострел. Далее появление третьей стороны было замечено, разбойники ослабили натиск на рыцаря, кто имел щит — выставил его, чтобы не стать очередным рябчиком, а двое с охотничьими рогатинами постарались отгородиться от стрелка бронированной тушей Напукона.
- Пригнись, сэр Пердиваль! - рявкнул ущельник в спину рыцарю, когда заметил, что у него осталось всего три стрелы.
- Напукон! - выхрипел рыцарь из последних сил. - Ни... за... что... уххх.
Тут Хастред наконец добрался до передних рядов, и смешавшиеся было танцы возобновились под новую музыку, уже вовсе не такую минорную.
Пузатый разбойник в армейском шишаке (правда, лишенном форменной бармицы и забрала), случившийся ближе всех, отработанно ушел в защитную стойку, прикрыв корпус щитом и нагнетая силу для удара в отведенную руку с широким фальчионом. Будь у него высокий каплевидный щит — было бы сложнее... но щит был кустарный, сколоченный из пары широких досок, слишком короткий, чтобы прикрыть все тело, так что гоблин чуть пригнулся и коварно хряпнул топориком по сапогу на опорной ноге противника. Лезвие легко рассекло грубую кожу и стопу между пальцами. Толстяк взвыл и интуитивно пустил щит вниз, оставив голову без шанса защиты. Хастред тут же пихнул собственный щит ребром ему в переносицу. Под щитом звонко треснуло, разбойник глухо ойкнул и начал падать, утратив всякий интерес к продолжению банкета.
Не останавливаясь, книжник выдернул окровавленную франциску из его стопы и метнул в голову самому крупному из разбойников, пытавшемуся взять Напукона, как кабана, на рогатину. На этот раз колесо подвело — клиент успел судорожно дернуть головой, получил не то древком, не то обухом по скуле, на колено припал, но жив остался.