Ключи от Петербурга. От Гумилева до Гребенщикова за тысячу шагов

Почитать самой Ахматовой – для молодых поэтов это все равно что для средневекового католика поцеловать руку папе римскому. Как-то даже не верилось, что такое возможно. Что в их Ленинграде 1950-х все еще живет та самая Ахматова, которой когда-то приписывали роман с Александром Блоком, мужем которой был Николай Гумилев.

В положенный день четверо поэтов оделись поприличнее и поехали к Анне Андреевне читать стихи. Тогда никто из них еще не знал, к каким последствиям приведет это знакомство.

Остановка вторая:

Толстовский дом(улица Рубинштейна, дом 15–17)

1

Иностранных туристов и моряков в Ленинграде хватало даже в самые хмурые сталинские годы. Пластинки с американским ритм-энд-блюзом у нас начали продаваться раньше, чем в магазинах Лондона, а уж в джинсах по Невскому 1960-х ходили даже школьники.

Ленинград – город портовый. А там, где есть богатенькие туристы, обязательно появятся и те, кто станет на них зарабатывать. Уже в 1960-х одна из галерей Гостиного двора получила название Галёра. Здесь можно было купить всё: от ментоловых сигарет и порножурналов до больших партий бытовой электроники и валюты, которая ходила в таких объемах, что следователи КГБ просто падали в обморок от удивления.

В первой половине 1960-х на Галёре можно было встретить долговязого, нескладного, восточной внешности паренька. Звали его Сергей Мечик, хотя сегодня он больше известен под литературным псевдонимом Довлатов. Вообще-то молодой человек считался начинающим прозаиком, однако общался он в те годы не столько с писателями и поэтами, сколько с фарцовщиками и валютными спекулянтами. По той простой причине, что подпольные ленинградские литераторы и подпольные ленинградские коммерсанты считались в те годы одной и той же компанией. Они были связаны тысячью ниточек: сидели в одних и тех же ресторанах, слушали одних и тех же джазменов, ухаживали за одними и теми же девушками.

Последний факт молодого Довлатова угнетал особенно.

О своей попытке податься в бизнес позже он написал несколько рассказов. Однако своим на Галёре так и не стал. Жизнь фарцовщика была вечным балансированием: либо сядешь, либо будешь вынужден стучать на собственных дольщиков. Устав от всего этого, Довлатов предпочел уйти в армию. Можно сказать, что в вооруженные силы он не ушел, а сбежал. Потому что жизнь на гражданке становилась для него чем дальше, тем невыносимее.

Сам он позже так описывал свои мотивы: