Ключик

Сознание полностью не покидало Сейма, но от этого было только хуже. Потому что все, что он сейчас мог — это фиксировать происходящее вокруг, и то, не будучи уверенным, что воспринимает достоверно с учетом все усиливающихся приливов боли, непрестанно атакующих все его существо. Сейм не был новичком в мире физических страданий: жестокие драки не только за место в иерархии, но и за саму жизнь с самого детства; обучение всевозможным боевым искусствами, где их и не думали щадить инструкторы, безжалостно «отбивая» сами и вынуждая вести друг с другом поединки в полную силу; наказания за любой проступок или тень неповиновения во взгляде… Медленно, но неуклонно он учился тогда воспринимать боль как фон, белый шум, который не должен помешать выжить любой ценой. Потом настоящие задания и многочисленные ранения поначалу, пока он не оброс реальным опытом, который уже позволял избегать многого, ощущая грядущую опасность для себя и своих людей каждым сантиметром кожи. С опытом же пришло и умение отстраняться полностью от физической боли, буквально отключать ее по собственному желанию и фокусироваться на поставленной задаче до полного выполнения. И Сейм в этом был лучшим. Это никогда не было поводом для него возгордиться и посчитать себя чем-то круче других. Он просто это умел и все. Но выходит, умел только до этого момента. Потому что сейчас ни один из механизмов защиты сознания, которыми он овладел до этого, не срабатывал. Боль врезалась в него, как товарняк на полном ходу в момент полной расслабленности, грубо и без предупреждения сдернув из состояния чистейшего экстаза в жуткую агонию. Она терзала его, не подчинялась обычным законам постепенного привыкания и притупления, стабильно работавшим ранее. Нет, она, наоборот, шла по нарастающей, высасывая все силы, так нужные для сопротивления, не только из обратившихся в бесполезные тряпки мускулов, но и иссушая сознание. Эта мука скальпелем вскрывала его наживую, медленно кромсая каждый орган и обращая нутро в средоточие кипящей кислоты. Она, будто не спеша, расчетливо и тщательно дробила его кости, и их осколки рвали и резали его плоть. Но хуже всего были истязания его разума. Его мозг словно прижигали часть за частью, оставляя причудливые клейма, с коротенькими передышками, чтобы каждая новая волна страданий не наложилась на предыдущую и ощущалась самостоятельным, качественно новым изуверством. Так что всех его сил только и хватало на то, чтобы дышать и не орать истошно, обратившись в ничего не соображающее, истязаемое, непонятно за что, животное. Но хуже было именно унизительное бессилие, отчаянное осознание, что он оказался бесполезным, слабым, немощным в глазах Эммы. Он, поклявшийся защитить ее, не смог отбиться даже сам. Не справился, облажался, потерпел оглушительное поражение в присутствии единственно важного существа на свете. И это жгло, рвало на куски невыносимее всего остального. Но этого не было достаточно, чтобы сломить Сеймаса. Как бы ни изменилось после такого позора отношение к нему Эммы, он уже отдал себя ей навечно и отступать от своих клятв не собирался. Он вернется к ней, как только сможет владеть собой или когда хоть немного победит эту всеобъемлющую слабость предавшего тела. То, насколько близко теперь будет подпускать его к себе Эмма после наглядной демонстрации его несостоятельности как защитника, не имеет значения. Потому что он по-прежнему готов положить свою жизнь на то, чтобы не дать ничему плохому ее коснуться. Нужно просто найти силы. Нужно, отчаянно нужно. Лишь крошечный участок мозга Сейма удалось относительно отгородить от тотальной пытки и дичайшим усилием заставить работать в режиме хотя бы сухой регистрации событий. Ему нужно все — каждый звук и запах, чтобы оценить реальную обстановку и к моменту, когда он все же сумеет совладать со слабостью, быть готовым действовать без малейшего промедления.

Сеймас бесстрастно отметил, как Беллами, словно сломанную куклу, протащила его по острому гравию подъездной дорожки и, открыв багажник огромного внедорожника, зашвырнула его внутрь, как грязную ветошь, приложив головой о фаркоп.

— Упс! Вот это было не специально, красавчик, — глумливо ухмыльнулась демонесса. — Но не думаю, что ты сейчас это даже заметил.