– Прекрасно вас понимаю. Уж вам-то не откажу. Вы ведь здесь только после войны поселились? – женщина кивнула. – Загоскин объяснил, что с Кокошкиной у них были отношения ещё с незапамятных времён. Она жила в соседней деревне, он к ней бегал, но делалось это всё втайне, его родители были из кулаков, а её – из самого бедного крестьянства. Так что, ни о каком союзе речь идти не могла. Ну, а уж когда Кокошкин умер, Загоскин стал к ней наведываться. Да и то сказать: дама, по словам местных жителей, была весьма интересной особой.
– Это точно! Пышнотелая, вся какая-то розовая! – Поленников показал величину груди покойной Кокошкиной, вызвав напускной гнев своей жены, погрозившей ему пальцем. – Ну, Лидочка, что видел, то видел!
– Ну, а Загоскин, прошу прощения, не только видел… Какая у него жена – вы это тоже знаете, бегать от неё чревато последствиями, поэтому наш, вернее, ваш бухгалтер изобрёл весьма беспроигрышный и безопасный способ. Кочета он знал давно, по леспромхозу, поэтому его визиты к товарищу по работе не вызывали ни у кого удивления. А пагубная привычка Кочета сыграла ему только на руку. Пара бутылок портвейна – и всё в ажуре! Приятель спит беспробудным сном, а Загоскин по «проторенной тропе», через дровяные сараи – к своей зазнобе.
– И убил?! Любимую женщину?! – всплеснула руками Лидия Семёновна. – Вот это поворот! Как же он так?
– Деньги, Лидочка, деньги! – Яков Харитонович потёр пальцами. – Дамочка с каждым разом увеличивала аппетит, и требовала всё больших вложений в свою шкатулку. И хотя он сказал, что, рано или поздно, перевезёт её в тёплые края к уютному домику, Верочка всё-таки решила подстраховаться и перевести на свою сберкнижку часть его ценностей. – Поленников повернулся к Дубовику: – Я правильно излагаю?
– Совершенно верно.
– А как она всё узнала? Он что, ей рассказал? Она ведь могла…
– Простите, что перебиваю. Не могла. Никому бы она не рассказала.
– Ага, «плутовку сыр пленил»! – воскликнул Ерохин.
– Именно. А вот почему и зачем открылся ей? Это тоже объясняется просто. Человек владеет немалыми ценностями, а живет на гроши. И никто не знает, что у него в кубышках. О, это своего рода пытка! Богатство тешит самолюбие, а чем его подпитать, как не завистью менее успешных? Да и в глазах своей зазнобы он значительно возвысился, тем более что ни красотой, ни молодостью уже не блистал. Конечно, истинного происхождения денег Кокошкина не знала, он убедил её в том, что это деньги его батюшки, но она была не настолько глупа, чтобы не понять, откуда могут быть ювелирные украшения. Ведь они все были с бирками. Но молчала, а подношения принимала со всем своим удовольствием. А потом, когда он попытался умерить её пыл, она сказала фразу, которая, собственно, и погубила их отношения и саму Кокошкину.
– Шантажировала? – спросила Лидия Семёновна.
– Ну, по словам самого Загоскина, всё было именно так. Только проверить это мы не сможем. Да и не суть важно… – Андрей Ефимович разлил коньяк по рюмкам.
– А если бы мы не приехали сюда, у него всё могло бы получиться? Ведь так, товарищ подполковник? – спросил Ерохин, поднимая свою рюмку.
– Да-а… Письмо Хватова наделало шума. Но и его бы не было, не перепутай Гребкова Загоскина с Гореловым. Ведь она не знала, что того повесили партизаны. И всю жизнь её не отпускала мысль, что где-то живёт человек, погубивший её сестру, жениха сестры, да ещё много настоящих людей. Вот и получилась такая странная вещь: Гребкова, думая, что встретила Горелова, начинает пристально наблюдать за бухгалтером, а тот, в свою очередь, решил, что это некая свидетельница, которая видела, когда он со своими приятелями выскочил из сберкассы. Тогда у него слетела маска, и он успел заметить, как на него смотрит какая-то девушка. Лица он её не запомнил, но пристальное внимание к своей особе Гребковой отнёс именно к тому эпизоду. Только не знал, что тогда никто не искал никакой свидетельницы. Вернее, она могла испугаться и не пойти в милицию. Кто знает?.. И ведь, что интересно… Когда Загоскин выследил Гребкову у пасеки, она ему прямо заявила, что узнала его, и заявит в органы. Он же ответил, что уже погубил ради «сытой» жизни немало людей. Просто «подыграли» друг другу. И не знали, что говорят о разных вещах!
– Думая, что говорят об одном и том же… Надо же, как всё повернулось! Бедная Анфиса! И сколько смертей за ней потянулось! – с чувством произнесла Лидия Семёновна.
– Загоскин понял, что мы докопаемся до истины и стал убирать всех свидетелей, которые, так или иначе, видели его с этим… как он назвал его? Захаром.
– А куда он дел колбасу? Что-нибудь про это сказал? – спросил Поленников.