Клуб неудачников

На этот раз, видимо, для разнообразия, Оби-Ван не был свидетелем происходящего. Он висел на стене, распятый, прикованный цепями, невменяемый от боли.

Вентресс, похотливо постанывая, лупила его боевым бичом – с оттяжкой, размеренно, и еле живой джедай поначалу даже не обратил внимания на скользнувшую по сознанию странную мысль.

Маска – ситхское устройство для пыток – надежно блокировала Силу и все чувства, кроме слуха, так как Вентресс хотела, чтобы джедай слышал все, что она говорит. Оби-Вану было не до этого.

Боль перешла все границы, мужчина медленно, но верно впадал в шок, который грозился закончиться его смертью. Изувеченное тело отказывалось повиноваться, и воткнутый в ногу кинжал стал последней каплей, погрузив Кеноби в блаженное забытье.

Он пребывал в беспамятстве, не понимая, что только что разорвались последние Узы, тянущиеся к Ордену, не зная, что только что от него отказались в третий раз.

– Что? – слабо прошептал Энакин, моргая. – Нет. Нет! Он жив! Мой мастер жив! Я знаю!

Мейс кисло взглянул на истерящего парня, в темных глазах на миг промелькнуло сочувствие.

– Скайуокер, – тяжело вздохнул корун. – Оби-Ван мертв. Мы не чувствуем его в Силе. У тебя есть два дня отпуска, а потом тебе назначат нового мастера. Ки-Ади-Мунди.

Цереанец вежливо склонил голову, печально поджав губы.

Скайуокер коряво поклонился и вышел, пошатываясь. Йода покачал головой, вспоминая опухшее лицо падавана с красными от усталости и слез глазами.

– Оправится он. Время лечит.

Кеноби понадобилось полтора месяца, чтобы нащупать лазейку. Полтора месяца адской боли от пыток, отчаяния и надежды. Момент, когда его подхватили руки не перестававшего все это время искать Энакина, стал одним из счастливейших в его жизни.

Оби-Ван провалился в темноту, наполненную изменениями.

Руки матери – узкие, холодные, с длинными ногтями, больше напоминающими когти. Белоснежная кожа, водопад черных волос, глаза как безлунное небо.

Она улыбается ярко-алыми губами, поднимая его вверх.

– Здравствуй, сын мой… – мурлычет женщина, словно снежная кошка Калибурхи, наклоняя голову, и острые кончики ушей проглядывают сквозь волосы, словно скалы в бурном потоке. – Добро пожаловать.

Ее молоко – амброзия богов и хмельной мед. Он жадно пьет, пытаясь схватить мать непослушными пальцами. Женщина ласково гладит его по голове. Улыбка – словно лезвие ножа: холодная и безжалостная.

– Прощай, сын мой, – она пеленает его, сонного, сытого, и несет куда-то. – Впервые за века открыты врата в Смертные миры. Тебе повезло. Ты выживешь и станешь сильным. А если нет…

Равнодушное пожатие плеч, мрак, окутавший стройную фигуру плащом.

– Так тому и быть!

Голос звенит, словно колокол, засыпающее сознание ловит отблеск короны на волосах.

– Какая жалость, что ты не девочка… – женщина растворяется в наполненной холодом темноте, и эхо доносит жестокие слова: – Какая жалость… Из тебя бы вышла прекрасная Леди Зимнего двора.

Кеноби стонет во сне, вспоминая обрывки фраз, строчки легенд. Он вспоминает мифы и сказания, как упоительно пахнет морозом ледяной ветер Изнанки, как кружатся в воздухе снежинки, как звенят голоса сидхе, доносящиеся вместе с отголосками бурь.