Клык Фенрира

— Ы-ы-ы, — вырвалась из его пасти, — ы-ы-ыго угаы-ы-сся?

— Будешь тут ругаться, дубина стоеросовая! Мало, меня чуть насмерть не зашиб, так еще и цельный мешок муки испоганил! Совсем, что ли, башкой свихнулся!

Семен добавил еще пару смачных выражений, поднялся и, держась за поясницу, пошел к полузверю. Тот заворчал, но нападать не спешил.

— Давай клешню-то свою, дурень! Вон, господин граф расстарался, чтобы тебя спасти, ночь, стало быть, не спал, а ты тут граблями размахиваешь.

Не дав полузверю опомниться, Семен быстро защелкнул браслет на его запястье и отскочил к двери.

Оборотень взвыл и закрутился на месте, превратившись в размытое пятно. Через несколько минут на полу лежал голый и обессиленный Алексей.

Сен-Жермен шумно выдохнул и вытер пот.

— Вот же чертяка, давно я таких встрясок не получал, — пробормотал граф и вошел в кладовую.

— Ты как? — обратился он к отряхивающемуся от муки Семену.

— Да ниче. Только вот поясницу прихватило.

— Скажи Хенну, чтобы отнес парня в его комнату, напои сонным отваром — пусть поспит. А потом ко мне зайдешь, я тебе поясницу полечу.

День клонился к вечеру, но не по-осеннему яркое солнце еще заглядывало в окно и было так тепло, что в библиотеке даже не горел камин — видимо, наступило бабье лето. По этому поводу птички на улице заливались особенно весело. В такой погожий день невозможно быть сонным и разбитым, однако Алексей чувствовал себя именно так. Не радовало ни солнышко, ни теплая погода. Хотелось забиться в угол, завернуться в плед и смотреть телевизор. Да-да, именно телевизор. Восемнадцатый век со своими странностями порядком достал. Накатывала нешуточная депрессия, Алексей не помнил, когда ему последний раз было так плохо, что будущее виделось исключительно в темно-серых тонах. Без просвета и надежды на хорошее.

— Вы совсем меня не слушаете, Алексей! — укоризненно покачал головой Сен-Жермен, но в его голосе не было раздражения, только легкая грусть. Граф сидел напротив своего ученика в высоком кресле с затертыми ручками. На столике перед мужчиной стояли две чашки чая, одна наполовину пустая, а вторая полная. Алексей к ней даже не притронулся, как, впрочем, и к нежнейшим французским эклерам.

— А! Что? — Молодой человек вздрогнул и испуганно уставился на графа. Алексей действительно отвлекся и потерял нить разговора. А как не отвлекаться? За последние дни произошло слишком много, чтобы все это вот так, с ходу, переварить. А сейчас пришлось несколько раз пересказывать Сен-Жермену события минувших суток и заново переживать кошмар в подвале Розы. Да еще и объясняться, откуда взялась способность к оборотничеству. Будто Алексей сам знал! Пришлось рассказывать про сны и участие в Дикой Охоте. Почему-то это испортило графу настроение, и он стал несколько груб, но Алексей не слушал, пребывая в состоянии оцепенения.

— Похоже, сейчас разговаривать не имеет смысла, — наконец смирился граф и махнул рукой. Алексей, предчувствуя скорую свободу, радостно закивал. Он на самом деле не мог и не хотел вникать в суть разговора.

— Но сначала расскажите мне, когда все это началось? Должна же быть отправная точка, после которой вы стали замечать изменения, происходящие в вашем организме.

— Там, дома, — сглотнул Алексей. — Я с утра пошел на раскоп… — Парень сделал паузу, проверяя, понимает ли граф, о чем идет речь. — Заблудился в лесу… и оказался здесь. Меня Семен нашел.

— А изменения?

— Они начались уже здесь… В лесу, я не знаю, в моем мире или в этом, на меня напали волки. Один из них укусил за руку… Думаю, это и стало отправной точкой. Укус.

— Но когда ты попал ко мне, ран не было. Только жар.

— Я знаю, — Алексей вздохнул. — Я вообще посчитал этот инцидент сном, но изменения начались именно тогда. До этого я был совершенно обычным парнем и очень хочу стать им снова.

— Но это…

— Невозможно? Я подозреваю, но что мешает мне хотеть несбыточного? А сейчас простите, пожалуй, я пойду, отдохну.

Кроме воспоминаний, Алексея волновал еще морально-нравственный аспект — он потерял бумаги, важные для Екатерины, и это не давало покоя. Молодой человек не любил подобные ситуации. Ему доверили тайну, жизнь, а он, пусть и невольно, предал это оказанное доверие. Облажался. Даже мысленно это слово прозвучало чуждо для восемнадцатого века. Алексей и раньше не очень его любил, но в данной ситуации он именно облажался. Причем очень сильно. Или это тот самый фактор? Невозможность изменить историю… так и должно быть. Столько вопросов, что найти ответы не получается, значит, нужно действовать исходя не из собственных знаний, а повинуясь внутреннему моральному кодексу. А по внутреннему моральному кодексу он облажался.

— Подождите. — Сен-Жермен задумался. — Еще один момент.

Алексей послушно уставился на графа, мечтая как можно скорее оказаться наедине с собой.

— Я думаю, вы понимаете, Алексей, что сейчас вы плохо контролируете себя и очень опасны. Неизвестно, в какой момент вы перекинетесь, как долго будете находиться в обличье зверя и кого в это время покусаете.

— Но я никого… — начал парень, но граф жестом заставил его замолчать.