Князь

За сутки четвертый кавалерийский корпус прошел ускоренным маршем почти сотню километров и уже следующим утром увидел Котельниково: город большой, но изрядно порушенный. Война, катясь на восток, успела превратить немалую часть его домов в остовы и фундаменты, смести пригородные сады и ограды, исковеркать кирпичную водонапорную башню и колокольню старой церкви.

Правда, рассматривать издалека, как развлекается на Руси цивилизованная Европа, бойцам ударного корпуса было несподручно. На ходу развернувшись в боевые порядки, кавалеристы под прикрытием танковой брони двинулись к городу вдоль двухколейной железной дороги. На рысях, на рысях — чтобы ворваться на улицы, пока никто и понять ничего не успел, пока часовые дремлют на постах, дожидаясь скорой смены, а комендантские роты сладко посапывают в казармах, наслаждаясь последними предутренними снами. На рысях…

Пулеметы, пушки, винтовки ударили одновременно, когда до кирпичных уступов, крайних домов, разбитых по нижние окна, оставалось от силы триста метров. Лошади тут же полетели с копыт — десятками. У левой крайней «тридцатьчетверки» сорвало гусеницу, и она на скорости развернулась почти на сто восемьдесят градусов. Еще у одной вверх подлетела башня, хотя машина продолжила мчаться вперед. Танки немедленно открыли ответный огонь, истребляя выдавшие себя пушки — но всадники, которых выкашивали целыми рядами, ждать не могли и, спасая шкуры, повернули назад. Голой грудью, пусть поначалу и конской, на пулемет не попрешь. «Тридцатьчетверки» тоже замерли, продолжая гвоздить замеченные огневые точки. По ним больше никто не стрелял — но соваться в развалины города, на узкие улочки танки не рискнули. Их там могли из любого окна элементарно забросать гранатами. Фыркнули дизели — и грозные машины неторопливо, словно желая скрыть испуг, попятились к умчавшейся почти на километр коннице.

«Немцы», — без посторонней подсказки догадался Зверев. За одну только атаку, причем неудачную, только их полк потерял больше людей, чем вся дивизия при разгроме румынского участка фронта.

Танки и казаки остановились примерно в полутора километрах от города. Немцы не стреляли. Противотанковые расчеты боялись выдать себя раньше времени, а другой артиллерии у них, скорее всего, и не было. Лейтенант умчался в штаб, а вернувшись, зло приказал коноводам отвести лошадей, а остальным бойцам — окапываться.

— Хотели обойти немцев, через Похлебин, — бросил он сквозь зубы. — Но у танкистов, оказывается, топливо кончилось. Лишних двадцати километров не вытянут. Зубатин, Крылов — в дозор. Обойдите, гляньте, что там у фрицев происходит. Только под выстрел не подставьтесь. Смотрите издалека.

— Вот тебе и танки, князь, — припомнил давешний разговор сержант. — Кончился керосин — и все. Бесполезный хлам. И, язви их в душу, вечно они в самый нужный момент встают. Как специально подгадывают… Ты копай, копай! Чем глубже стрелковая ячейка, тем дольше стрелок живет. И это… За коноводами сходи, наших коней расседлай, а потники сюда принеси. На дно ячейки постелим — уже теплее. А то на голой земле лежать — все яйца отморозишь.

Еще больше казакам испортил настроение вернувшийся дозор. Оказывается, в городе и на железной дороге за ним фашисты разгружали эшелоны с машинами, танками и пушками. Если не разгромить их сейчас, пока половина техники на платформах — завтра эта техника начнет громить уже кавалеристов. Но танки — не лошади. Коня в крайнем случае и голодного пришпорить можно. А «тридцатьчетверки» без солярки стояли на месте, хотя от них сейчас зависела жизнь и смерть многих сотен людей…

Бойцы четвертого кавалерийского корпуса не знали, что в эти самые часы в Котельниково выгружалась и разворачивалась прибывшая из Франции шестая танковая дивизия, командир которой, Эрхард Раус, впоследствии приведет бездействие вставших перед городом советских войск как пример безмерной русской глупости: ему, дескать, безропотно и беспрепятственно дали подготовиться к боевым действиям. Однако никому из красных командиров и в голову не могло прийти бросить в атаку людей, не прикрытых танками, без поддержки гаубиц и пушек. Кстати, сам Раус особой инициативы тоже не проявил, уничтожить безмолвные и неподвижные ударные части врага не попытался. Поэтому боевые действия возобновились только третьего января и возобновились Красной армией — когда ушедший далеко вперед корпус догнала его артиллерия, а в баки «тридцатьчетверок» потекла живительная зимняя солярка. Кавалеристы, теперь уже спешенные, попытались выполнить задуманный несколько дней назад маневр: обойти Котельниково с тыла, через Похлебин и реку Аксай.

Первый эскадрон в наступлении не участвовал. Они остался прикрывать уже не сам корпус, а ведущие огонь куда-то за полтора десятка километров гаубицы и тысяча сто тринадцатый зенитный артполк.