И снова раскаты грома и звон колокола, и ветер открывающий вид на весь собор. У двери стоит дворянин не решаясь войти и он молится у входа:
Все трое обращаясь к небесам:
Песня закончилась. Особенно сильные удары грома и ветра развеяли собор и сбросили с меня туманный покров. Я устало пошел к столу. Все присутствовавшие во дворе сидели шокированные песней. Вот это я понимаю воздействие музыки. И ведь никаких специальных средств. Только музыка, образы и слова.
— Петр Алексеевич так нельзя. — сказал отец Константин.
— Нельзя что? — спросил его.
— Сказано! — начал он — Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Нельзя такое выпускать в мир.
Я рассмеялся — Одна тысяча восемьсот тридцать первый год. Виктор Гюго. Роман называется Горбун из Нотр-Дама де Пари. И к стати вполне вероятно что и цыганка Эсмеральда, и горбун Квазимодо, и архидьякон Клод Фролло вполне реально жившие персонажи. Так что нельзя? Если это уже несколько десятилетий есть.
— Жаль Эсмеральду. — вздохнула гостья.
— А что с ней случилось? — спросила мамка.
— Казнили. — коротко ответил я.
— Петр — вмешалась в разговор матушка — ты уже весь светишься. Тебе надо успокоиться, иди лучше спать.
— Да. — ответил я матушке, разглядывая слегка светящиеся в темноте руки — Песни могут выматывать. Господа! Прошу прощения, но мне действительно нужен отдых. Тетушка Лена до свидания.
Глава 17
— Лиза, — спросила тетушка Елена — что происходит с Петром?
— Он в разнос пошел, — со вздохом ответила Елизавета Петровна — с ним в эти дни часто такое происходит, когда силу свою применять начинает. Как будто сила его, над ним верх взять хочет.
— И ты так спокойно говоришь об этом? — удивленно посмотрела на нее тетушка Елена — Надо что-то делать.
— А что делать? — устало спросила Елизавета Петровна — Ты же помнишь, Петр и раньше таким был. А сейчас, после того случая совсем неуправляемый. Он скрытный какой-то стал, что-то делает, а что не говорит. Такое впечатление складывается, что знает он что-то, а поделиться этим знанием не может или не хочет. И эта его мания все делать хорошо для других, в страх ввергает. То что он считает хорошим, неправильно в начале для всех звучит. А потом уже поздно разбираться становится, слово уже сказано и дело сделано. У него какие-то другие понятия об окружающем, плюс эта его скрытность. Нет взаимопонимания между нами.
— Как же вам тяжело наверно. — заговорила гостья — Не знаю, как же можно растить и воспитывать таких гениальных детей. А тут еще и эта непонятная сила.