В четверг поутру, оставив в Путивле за старшего князя Владимира Галицкого, Игорь с сыном и ковуями Ольстина Олексича, которых прислал Ярослав Черниговский, выступил в поход. В субботу к нему на Пеле присоединился со своим полком князь Святослав Рыльский, и объединённое войско, что насчитывало теперь шесть тысяч воинов, направилось по едва заметной заброшенной дороге на восток — к Дону великому. Шло оно с обозом, сумными конями и растянулось на добрых пять вёрст.
Князь Святослав Рыльский привёл с собой тысячу воинов, как и Владимир Путивльский. Весёлый и радостный сидел он в седле прямо, как это делают обычно люди невысокого роста, подставляя солнцу продолговатое лицо с матовой кожей. Всем своим видом князь показывал, что весенний поход ему в удовольствие, что идёт он в Степь, как на долгожданную весёлую прогулку.
При встрече Игорь поцеловал племянника в обе щеки. Святослав вспыхнул от радости. Он любил Игоря, как отца, и во всем его слушался. Великий князь Рюрик, дядька по матери, княгини Агафии Ростиславны, по прежним обычаям считался после отца ближайшим ему родичем. Но Рюрик был далеко, в Белгороде, а Игорь — под боком, к тому же не Рюрик, а Игорь выделил из Северской земли волость молодому князю. Потому и держался он своих дядек по отцу — Игоря и Всеволода. Да и лицом, и характером — горячим, несдержанным — походил больше на Ольговичей, чем на Ростиславичей.
— Я так рад, что поход наш начался и что сухая солнечная погода нам благоприятствует, — признался Святослав, заглядывая в глаза Игорю.
— Я тоже рад, но давай отложим эту радость на потом, когда будем возвращаться из похода, — сдержанно ответил Игорь.
Объединённый Игорев полк[93]
шёл не торопясь: воины берегли необъезженных после зимы коней. Четыре дня в дороге, на пятый, как обычно это делается при далёких походах, останавливались на отдых.Но как не берегли, беды не миновали. На подходе к Ворскле неожиданно захромал под Игорем его любимый конь — Серый. Славута посмотрел — трещина в копыте. Это плохая примета! Игорь разгневался.
— Конюшего Ступку сюда!
Примчался угловатый, неповоротливый толстяк Ступка, далёкий рагуилов родич по жене, низко поклонился. С перепугу у него отвисла челюсть.
— Княже?
Игорь едва сдержался, чтобы его не ударить.
— Я больше не желаю тебя видеть! Лентяй! Обжора! Только спишь да ешь! — кричал со зла. — Совсем не смотришь за конями! Не пообрезал копыта вовремя — и погубил мне Серого, моего лучшего коня!
— Я сей миг погляжу, княже…
Игорю стало досадно не только из-за коня. Главное — что предвещает эта примета в походе? Ранение, смерть, поражение, несчастье?
— Сей миг, сей миг! — гневно оборвал он конюшего. — Видеть тебя не желаю! Забирай Серого — и веди назад! Да ухаживай так, чтобы я по приезде мог сразу сесть на него.
Ступка молча склонил голову.
Славута обрезал коню копыто, смазал мазью, что затягивает раны, натянул прочный кожаный чулок и завязал его сыромятным ремнём повыше бабки. Не говоря ни слова, Ступка поклонился князю и повёл Серого к княжеским коням.
— Пускай мне приведут Воронца! — крикнул вдогонку ему Игорь и сокрушённо развёл руками:
— Ну вот и остался я без конюшего…
— Отче, в моём полку идёт в походе твой прежний конюший Ждан, — сказал Владимир. — Может его прислать?
Игорь наморщил лоб.
— Но он же сидел у меня в порубе! Тайный лазутчик Владимира и Святослава! Как же мне ему доверять?
В разговор включился Славута.
— Никакой он не лазутчик, ни Святослава, ни Владимира Глебовича… Так, чего доброго, княже, ты и меня лазутчиком назовёшь, я тоже давно дружу с князем Святославом, а Владимира уважаю за необычайную храбрость и войсковое уменье!
— Не выдумывай, Славута, ты — это ты, а не какой-то там смерд!
— Я ручался за Ждана и сейчас ручаюсь. Это честный хлопец! — настаивал на своём боярин. — Он хотя ещё и молод, а многому успел научиться. Но, собственно, я не настаиваю, чтобы ты брал его конюшим… Он и воином будет хорошим. Я знаю!
Игорь обнял Славуту.
— Ну, ну, не ворчи, учитель. Пуская Ждан приходит! Наконец, я и сам мог убедиться, что он знает толк в конях…
Так Ждан совсем неожиданно для себя снова стал конюшим князя Игоря. Но обрадовался ли он этому? Не очень. До сих пор холодило его сердце воспоминание о княжеской темнице, до сих пор в ушах звучало бряцанье заржавленной цепи. Но что он мог поделать? Не перечить же князю! Зато безмерно обрадовался, увидев Славуту. Кинулся к нему и, как отцу, поцеловал руку.
— Боярин! Боярин!.. Я так счастлив, что ты здесь, вместе с нами!.. Если б Любава могла тебя увидеть, тоже была бы радость для неё. Ведь это ты её спас! Ты вернул её с того света!
Игорь с удивлением наблюдал эту необычайную, по его представлению, встречу. И даже ощутил неким укол ревности. Игорю почему-то всегда казалось, что своё сердце Славута безраздельно и навсегда отдал только ему одному, а выходит — он любит многих, и его любят все, кто знает. Чем же старый привораживает к себе людей? Песней? Правдой? Добротой?
Князю подвели нового коня — Воронца. Он взял повод, положил руку на седло, но тут к нему подошёл Славута.