Князь Рысев 4

Остальное виделось мне жутким, кровавым месивом. Грань морального горизонта. Демон был рад — в прошлый раз изгнать его из меня сумела Алиска. Ох уж эта Алиска, качал головой враг, первым делом, как ты окончательно уступишь мне, я ее изнасилую. А потом убью. А может быть, лучше наоборот?

Кондратьич щурил подслеповатые глаза, но не стрелял. Демон гоготал, мол, у несчастного просто не хватает сил надавить на спуск. Он выстрелит тебе в лицо сразу же, как только сможет. Не жди, бей первым!

Я сопротивлялся. Мрак, такой мягкий и приятный, ночной мглой, словно плащ, медленно опускался на плечи. Алмазы в глазах мраморных изваяний потускнели, обратившись тщетой стекла. Ярко горящий свет угасал…

Меня схватили за ногу, не давая сделать следующего шага. Биска, превозмогая боль, поднималась, опираясь на меня — демон заставил подать ей руку. Разве это не ради нее он только что вырвался из того плена, в который я засадил его одним лишь усилием воли?

Теперь моей воли не было и не будет впредь, если позволю случиться тому, что он задумал. Здравый смысл в спешке, пытаясь сохранить право на жизнь, вытряхивал сундуки памяти, отчаянно гоня так и лезущие на ум «иже еси на небесех».

Какой от них толк сейчас?

Демон умилялся такой наивности, как будто спрашивал, неужели я в самом деле верил, что его можно остановить чем-то подобным? Лейся эти слова из уст священника — он бы еще подумал. Скажи их Славя — и он бы бежал в ужасе прочь. Кстати, о ней — как думаешь, Рысев, какая часть ей больше нравилась в постели? Людская или демоническая? А может, она попросту тебе врала — ведь не при соитии с человеком она становиться единым целым. А лишь когда воедино сплетаются свет и тьма…

Он не закончил свою тираду. Кондратьич споткнулся, кряхтяще упал, застонал. Рана на его руке была ужасна — тут можно было диву даться, как он еще смог уцелеть?

Словно назло, в голову лез давешний разговор: старик едва ли не признавался мне, что чует свою смерть. Неужели все закончится вот так?

Биска разминала мне плечи, лыбилась несмотря на все еще преследующие ее болезненные нарывы. Незримый палач внимательно следил за каждым ее шагом, обещая в следующий раз ударить сильнее.

Ладонь несчастной, стиснутая в кулак, дымилась, будто горела.

Ибрагим в последний раз поднял пистолет, но понял, что выстрелить в того, кого все это время считал собственным сыном, попросту не сможет. Подбирин выпал из его рук, несчастный зажмурился и отвернулся, принимая свою судьбу.

— Добить его всегда успеется, — проворковала Биска. Ей, как и раньше, жаждалось внимания. Оторвись, говорили ее глаза, брось этого несчастного подыхать в этой жалкой дыре — разве он сумеет выбраться сам? Разве оставить его умирать от голода не злее, чем быстрое милосердие гибели?

Демон был с ней согласен. Обхватив рукой, прижав к себе, он загоготал, широко разинув дьявольский охальник.

И тотчас же взвыл — Биска, не мешкая, швырнула содержимое своей руки прямо ему в рот. Изломанный, скомканный образок провалился в бесову утробу…

Если говорить о помощи, то у бесов явно странное представление о ней. Дьяволица не вспыхнула адским пламенем, ее не окатили раскаленным варевом боли, не прошлись по спине жгучей плетью.

Напротив.

Все это в прямом смысле этих слов приберегли для меня.

Пытаясь избавиться от непрошенного угощенья, демон в моем теле изогнулся дугой. Его, как и меня, будто жгло изнутри. Мятущаяся душа дрогнула, я почти слышал, как рвутся связывающие ее с телом путы. Биска залихватски, словно разбойница, заскочила на плечи. Маленькая женственная ладонь залепила собой рот бушующего демона, не давая тому отрыгнуть образок.

Заложенной в него святостью он скакал по дьявольскому нутру, раздирая в клочья желудок. Внутренним огнем можно было спалить весь Ад и еще бы на Рай с Чистилищем осталось. Сознание, не в силах терпеть творящиеся издевательства, раз за разом обещало оставить меня один на один с проблемами, пока не исполнило угрозу.

Совершенно обессилевший, я рухнул на пол, чувствуя, как теряю уже выросшие крылья. Могущество и желание оттрахать мир, желательно с извращениями, улетучивалось, оставляя после себя лишь грязь дикой усталости.

Тошнотворный ком собрался у самого горла, не в силах прорваться сквозь руку дьяволицы. Словно Биска желала, чтобы я подавился тем, что отчаянно просилось наружу.

Я метался ужаленным быком в надежде свергнуть наездницу вниз. Вклинившийся в чертоги воображения бес красочно представлял, что свершит с мятежной нахалкой.

Нечистый внутри меня бесновался. Уют прежних покоев обратился в священную мучильню. Сквозь уши и нос черной ртутью он пролился из меня наземь.

Я вернулся к своим привычным размерам, рухнув на колени. Биска похлопала по спине, выгоняя остатки бесовской силы, наконец отняв ладонь от моего рта.

Так меня не тошнило даже после выпускного и на первой свадьбе: казалось, я вот-вот выблюю не только внутренности, но и самого себя выверну наизнанку…

Блевота была черной, гадкой, до омерзения противной. Одного только взгляда на грязную лужу хватало, чтобы вновь испытать приступ тошноты.